На краю государевой земли

Он недавно вернулся из Енисейска. Туда он ездил с посылкой ещё прежнего воеводы Томска, князя Никиты. И там он столкнулся с пришедшими туда с низовьев Енисея мангазейскими годовальщиками, которые и сообщили ему о той реке. Тем же, в свою очередь, рассказали об этой реке промысловики, что соболевали на той реке и там, на Вилее-реке, поставили зимовье, одёрнули его острогом.

— И берут с тамошних инородцев ясак промысловики, опричь государевых людей!..

— Ладно, ладно, Митрий! — отмахнулся от него князь Иван. — Ты же летом только из киргиз! И опять походом?! Успеем, поговорим о твоей Вилее!.. Хе-хе! Какие вы тут, однако! — обвёл он насмешливым взглядом томских служилых. — Давай — кому тут нечего делать — отваливайте! Без вас голова идёт кругом!

Казаки нехотя поднялись с лавок, на которых расселись было вдоль стенок съезжей и травили, от безделья, небылицы. Толкаясь, они вышли во двор.

Дослушать, чем же закончился этот разговор воеводы с атаманом, Федьке не дал всё тот же Ванька Москвитин. Он вытащил его из съезжей по делу с куплей деревеньки на протоке Иштан. Ту Федьке предложил татарин Тюзум из Горбуновского улуса. И тот как раз сейчас припёрся не ко времени в острог со своей продажей. Делать было нечего. И Федька, проклиная татарина, выскочил из съезжей и бросился к себе на двор, где его дожидался Тюзумка. Он переговорил с ним и побежал назад. Но служилые уже расходились из съезжей. И он столкнулся с Копыловым и Тухачевским, когда те выходили от воеводы.

— Ну, как Ромодановский? — спросил он атамана, переводя дыхание после запальной спешки.

— Дал добро! — помахал атаман в воздухе наказной памятью; он получил только что её от дьяка и теперь думал, что дело было за малым. Подобрал он уже и 50 казаков. И те ждали тоже вот этого разрешения воеводы, чтобы сняться и двинуться в дальний путь.

Федька с сожалением покачал головой. Но он был и рад, что не пойдёт в этот год ни в какую воеводскую посылку. Дело было в том, что была уже беременна его новая жена, Верка. А он хотел иметь ещё пацана. Чтобы Гриньке был братишка, такой же, как и у него брат Гришка. Но Верке хотелось иметь девку. Она уже и назвала её Фенькой. Почему-то ей запало в голову именно это имя. А так звали Литвиниху. Об этом он узнал уже после отъезда из Сургута. Да и его мать, Дарья, всё ещё не могла забыть свою соседку, часто вспоминала её...

— Пойдём, Фёдор! — обнял его Яков. — Мы своё сделали! Теперь пусть бегают молодые! — шутливо заворчал он.

— Ну-ну, вы-то — старичье! — заухмылялся Копылов над ними; он был доволен, что выбил из князя Ивана этот поход на неведомую реку Вилею... «А может, и до Сиверее дойдём!» — почему-то мелькнуло у него... У него, у атамана, было два сына и три дочери; их нужно было кормить, и он рассчитывал вернуться с той реки с большими мехами.

Они разошлись по своим дворам от воеводской по дорожкам, протоптанным в глубоком снегу. Яков и Федька свернули в сторону Отболотной башни, где стоял двор Тухачевского неподалёку от двора Пущиных.

Размышляя о Копылове, Федька вернулся домой. Он догадывался, зачем атаман стремился туда. В новых, необъясаченных местах можно было выколотить с инородцев все меха, в казну же сдать только часть. Вон как быстро на это откликнулись казаки-то, да все пешие, полунищие, как тот же Ивашка Москвитин или Афонька Немчин. Конных-то на это поднять не так просто. И что там делать тому же Ваньке Коломне? Тот здесь торгует хлебом, с воеводой всё проворачивает, а прибыток они делят между собой. На это иные помалкивают, однако знают, что там доходы-то громадные. Ему, Федьке, с его водкой, что он гонит тайком на заимке и сбывает тем же инородцам, и не снились такие доходы. Сам воевода, князь Иван, вот только что приехал, а уже мудрит с хлебом: тянет с выдачей служилым того хлеба, что пришёл в оклады... Ведь ясно же для чего. Ждёт, чтобы он вздорожал. Тогда Коломиец и иные его подельники будут продавать свой хлеб, втридорога...

* * *

Через год Якова помиловали, и он уехал со своим семейством в Москву. В Москве его, разумеется, никто не ждал, и ему предстояло начинать свою жизнь там заново. Правда, не совсем на пустом месте. Кое-что он получил за службу в той же ссылке. По указу государя ему было дано сто четей поместной земли да в перелоге два раза по столько же. Он съездил в своё новое владение, сельцо Рождественское, осмотрел поместье, сменил там приказчика, временно поставил на его место своего холопа Елизарку; велел ему проследить, чтобы крестьяне отремонтировали жилой дом. Он собирался переехать туда, если не удастся снять приличный двор в Москве. Вспомнил он, что Пронский советовал заглянуть к нему, если у него будут какие-нибудь тяготы первое время в Москве. Он так и сделал, узнав, что князь Пётр вернулся с воеводства из Вязьмы, всё из той же Вязьмы, куда дьяки упорно посылали его воеводой вот уже без малого четверть века.