На краю государевой земли

Князь Пётр жил на своём дворе. Этот двор переходил у князей Пронских из поколения в поколение, и достался ему ещё от деда, князя Ивана, по прозвищу Шемяка. По московским меркам двор был большим: на нём стояли две хоромины, в одной жил князь Пётр, в другой — его старший сын, князь Михаил. Хоромина князя Петра заметно отличалась от более скромного жилья князя Михаила; последний недавно вернулся из крепости Терек, где был воеводой, а сейчас служил в приказе Сбора десятой деньги.

«На что же ставил-то?» — подумал Яков, обходя хоромы вслед за князем Петром, когда тот, хвастаясь, стал показывать ему свои владения.

Двор Пронского стоял в Белом городе, в сотне саженей от Китайгородской стены. Фасадом он выходил на Большую Фроловку, рядом с Английским двором. Справа к нему межевалась Георгиевская церковь, а задними холопскими постройками он упирался в стены Златоустовского монастыря. Сама хоромина громоздилась в два яруса. На верхний ярус вело крыльцо с двумя рундуками. Рундук шёл и вокруг хоромины по верхнему ярусу: просторный, не менее сажени шириной, с витиевато точёными балясами, покрытый шатровым навесом для ската воды. А внутри хором были комнаты. Яков насчитал их не менее семи. Между ними были холодные сени, забранные в косяк красным тёсом, в сенях были окончины. Были также ещё обхожие сени, какие-то двери, всюду двери, должно быть, вели в чуланы или в летние спаленки... Вот тут куда-то ведут ещё двери, и там двери, плотно закрытые...

И он догадался, что там женская половина хором, а может быть, комната младшего сына Пронского, стольника князя Ивана.

— Узнаешь? — спросил князь Пётр, показав на голову марала с изящными рогами, что висела на стене, когда они вошли в самую дальнюю из комнат на верхнем ярусе.

Яков кивнул головой. Того марала князь Пётр подстрелил на солянке Федьки Пущина, куда они закатились как-то целой ватагой на охоту. Там они напились, затем орали, распугали всю живность в округе. И тот марал, должно быть, ошалев от такого, дурачком прискакал сам по тропе на солянку прямо под дуло мушкета князя Петра. При этом он, с перепугу, оборвал все Гришкины самострелы, да как-то так, что ни одна стрела не достала его. Все они куда-то поулетали. И Гришка искал их весь следующий день, ругался, но так и не нашёл.

— Шайтан унёс! — хохотал над ним утром Лучка, тоже ходивший «на марала». Так называли они выездки на охоту только для того, чтобы напиться за стенами города, подальше от глаз казаков, которым воевода запрещал гнать водку. Покуролесив, покричав вволю на всю тайгу, они обычно отдыхали от изнурительной жизни в тесном городке, где никуда и ни от кого невозможно было скрыться... Князь Пётр в тот раз до полночи бил в барабаны, которые притащил с собой из съезжей. А Федька полез под этот трескучий грохот зачем-то на крышу зимовья, сорвался и трахнулся о землю: угодил на лесину и здорово зашибся. Так что Матрёнка после той охоты неделю ставила ему на спину примочки. А князь Пётр, проверяя новенький топор, только что поделанный ему в кузнице, спьяну срубил не ту лесину, которую ему велел завалить Федька. А та почему-то мешала ему. И она, упав, снесла у Федьки лабаз с солью, где лежал хлеб, да ещё рыба, заготовленная для кулемок, на соболей; те, оказывается, зимой, голодая, здорово идут и на такую приманку, как рыба... Того марала они освежевали, отрубили у него голову, а Гришка взялся поделать из неё чучело и поднёс его князю Петру как раз на отъезд того с воеводства...

— Да-а, хорошо послужили! — предаваясь воспоминаниям, прохаживался князь Пётр вокруг стола, наблюдая как дворовый холоп расставляет чарки с водкой и закуску.

Холоп снарядил стол и вышел из комнаты.

— Ну, давай, Яков, за твой приезд! И чтобы не попадал больше в опалу! — поднял чарку князь Пётр. — Уж я-то знаю, что это такое! Мы оба с тобой опальные! — улыбнулся он ему.

Они выпили, закусили.

Яков рассказал о своих последних годах службы в Томске после отъезда оттуда Пронского. Потом они сходили в баньку, её князь Пётр велел истопить для гостя, вернулись назад в горенку и снова сели за стол.

От Пронского он ушёл под вечер. Князь Пётр стал было уговаривать его остаться ночевать: куда, мол, ты пойдёшь такой, когда тебя качает, как дощаник на крутой волне. Но он, вспомнив, что дома его ждёт Аксинья с детьми, всё же пошёл...

Князь Пётр, как и обещал, присмотрел ему довольно приличный двор, а хозяин недорого сдал его. К тому же он оказался неподалёку от двора Пронского, в Китай-городе, на Покровке, в Пробойном переулке. Двор был маленький: всего 10 саженей в ширину и 15 в длину. Но Якова устраивала цена, и они поселились там, со временем собираясь перебраться в поместную деревеньку.