На краю государевой земли

— Да нет! Ушёл поутру, рано-рано!

Он вспомнил всё, что говорил и делал странник, и быстро глянул на свои руки, на кулаки, уже привычно сжавшиеся, как то бывало всякий раз, когда его оставляли в дураках... Но на его руках не было ни единой язвочки, лишь кое-где ещё угадывались их следы и исчезали прямо на глазах.

— Однако, — пробормотал он, успокаиваясь, и вскоре уже забыл о страннике, занятый привычными делами.

Через два дня они достигли устья Урки и пошли вверх по ней бечевой. Стоял уже конец июля, времени у них было достаточно, чтобы дождаться большой воды и проскочить на Олёкме пороги.

Глава 23. Юдома

Минуло 5 лет, наступил 1665 год.

Река Юдома, неширокая, шумливая была не в меру. Хотя порогами не славилась она, лишь пенилась на перекатах и шла промеж хребтов, а не металась куда попало, там не искала проходов между гор. А что уж говорить о Горбни, её притоке. Та мелкою была и шиверистой. Вот здесь-то, в её устье, где она впадала в Юдому, на левом берегу стояло казачье зимовье.

Зимовье встало господином над рекой. И видно было далеко его кольцо высоких острых стен. А в нём стояли две жилые избы с нагороднями. Из верхнего проруба избёнок тянутся дымки, вихляясь к небу тонко струйками. Здесь запахом жилья насыщена долина вся. И есть амбар для промысловых нужд, да ещё клеть холодная под колпаком. Пушнину там добытчики хранили. И всё тут было одернуто как надо тыном. Он острым был, щетинился, и опоясывал терраски пятачок. Сама терраска крохотной была. Здесь склон горы когда-то сполз, терраску он соорудил, а в низ, к реке, он истощился мелкой каменистой россыпью. Ворот знакомый скрип здесь душу радует, уставшую в походах изнурительных по рекам в ненастье и жару, с бечёвкой в натруженных руках.

Сюда, в зимовье перед подъёмом по Горбни, Федька пришёл со своим полком. Всё тех же 50 служилых он вёл с собой. Среди них были и свои, томские, хотя бы тот же Андрюшка Щербак или Потапка Мухоилев: они были десятниками при нём.

Шли бечевой они по рекам, тянули вверх по течению дощаники со снаряжением, крупой и хлебом, и солью тоже запаслись. Гружёные судёнышки скребли по дну речушек на мелких перекатах и вверх едва ползли. А казаки потели, ворчали на сотника привычно, виня в своих бедах его лишь одного. Вот он, мол, вытащил из дома их, а там ведь залегли дела, и бабы их остались там же...

Из Якутска Федька вышел на Средний спас, в Спасову пятницу. Хотя даже воевода, стольник Иван Голенищев-Кутузов, написав ему наказ именно на этот день, отговаривал его выходить тотчас же, мол, подожди денёк-другой.

— Что же писал тогда! — сплюнул Федька на приказной пол.

— А ты не ерепенься, не ерепенься! — рассердился Кутузов. — Иди, исполняй! — жестом показал он ему на дверь из своей воеводской комнатки.

Федька сплюнул ещё раз и ушёл оттуда...

И вот он тут, в зимовье, когда уже и лист упал, и желтизною пёстрой покрылись горы, кусты, деревья и мох на кочках. Вершины кедров закачались на ветру, присели низко ели, подолом ветви распустив, как бабы на току, готовясь к морозам и снежку.

Да-да, стояла осень, вода упала, все реки обмелели. И дальше вверх по реке водой уже было не пройти. Здесь закончился их водный путь. Здесь разгрузили они дощаники на берег, в амбар, в подклеть же всё ценное снесли.

— Рубить берёзу! Готовить нарты! — приказал Федька десятникам.

И застучали топоры в лесу на следующий же день: валили там берёзу.

Полсотни нарт, не меньше надо было.

— Куда это? — остановил Федька Гриньку и Потапку, заметив, что дружки, закинув за спину котомки, потянулись ещё и за самопалами. И он прикрикнул на них: «Положи!»

— Батя, ну ты что! — заупрямился было Гринька.

Но Федька отобрал у него оружие.

— Пойдёте по делу!

— Куда это?

— Куда надо! — отрезал он.

Он собирался пополнить запас провизии мясом и на это дело уже выделил охотников. Как раз настал сезон, уже олени шли в леса, на юг перекочёвывали, от моря дальше. Их большие стада заметны были вдалеке. Они шли тропами по верхам сопок. Обычно впереди шествовал вожак, матёрый, старый, сильный, с огромными рогами, за ним же шёл поток молодняка и самок.

— Берите десяток казаков с собой и дуйте! — приказал Федька им, даже не слушая их.

И Гринька с Потапкой смирились и покинули зимовье с казаками. Выше по реке они рассредоточились и пошли редкой цепочкой через лес, поднимаясь по склону гор всё выше и выше. Они шли и шли, но кругом было тихо: ни вскрика, ни сигнала о замеченных стадах... Их выход оказался напрасным. Повсюду на звериных тропах было много следов, но стада уже прошли дня два-три назад, до их прихода сюда.

— Ладно, хотя бы добудем куропаток, каменюшек! — велел Гринька казакам.

И они разбрелись в разные стороны по склонам гор.

Стоял конец сентября. Всё уже снег припорошил в горах, лёг тонким слоем, но вниз, в долину, он не пришёл ещё. А каменюшки уже сменили серое перо на белое, пора настала. Да мать-природа подвела их: снег по низу растаял вскоре, и на фоне грязно-жёлтых камней они стали далеко видны и уязвимы.