На краю государевой земли

А в остроге тем временем начали спешно возводить городовые стены из тех брёвен, что с лета завёз ещё Козицын, стали латать дыры в острожной стене.

— Побьют ведь, побьют...! — ругался Федька на казаков с утра до вечера, подгонял их, чтобы шевелились.

Они поставили полностью стены высотой в две сажени и ещё башню, в пять саженей, но глухую, напротив той, что была с воротами на другой стороне острога.

И всё это время, пока казаки рубили стены, висели трупы повешенных, маленькие, усохшие. Они болтались на ветру, как тряпки, будто пустыми были опарки, взирали в недоумении на мир остекленевшими глазами, скрипели под ветром на перекладинах, наводя по ночам на казаков тоску... И казаки, не выдержав, пристали к Федьке, чтобы он велел снять их...

Федька собрался было уже уступить казакам: вид этих несчастных был омерзителен и ему тоже. Но тут к острогу пришли родичи Зелемея, а среди них был и Куликан. Озираясь вокруг и поглядывая на трупы над воротами, Куликан вошёл в острог через раскрытые специально для него ворота. В приказной избе Федька и Евдоким с десятниками уже ждали его, зная от его посланца, что Куликан пришёл с повинной от ламутов, с ним пришёл и человек от кукигир. Сам же Моранга не отважился явиться в острог, как и Зелемей, прислал своего брата.

А кто рядом с Куликаном-то!..

Федька сначала не поверил даже тому, что увидел... Ба-а, да это же Намунко. Стоит, глаза поднять не смеет... Но ведь притащился сюда, точнее, его, видимо, привели силой.

Толмачить с Куликаном не было нужды, он сам понимал всё хорошо. Но Намунку он притащил всё же с собой... «Для чего же?.. А-а! — догадался Федька. — Показать, что мои замыслы известны!.. Ха-ха!»

Вот теперь-то он был уверен, что Акарка прошёл до Якутска, и ухмыльнулся своей же хитрости. Да, Акарка где-то сейчас там, в Якутске. Но когда придёт оттуда помощь-то?..

А Намунко стоял, жался на месте и всё хотел спрятаться за старого Куликана... Он боялся, что, как грозился вот этот русский воевода, тот повесит его, как повесил уже вон тех, на стенах, если он не дойдёт до Якутска...

Куликан принёс свои вины.

— Это не моя побивал козак!.. Моя не хотел! Куликан молит белый царь — простить Куликан! Моя целовал крест! Моя шибко верный!..

— Ладно, давай ближе к делу! — сказал Федька ему и достал из сундука шертную грамоту. Достал он оттуда же и крест, сунул его в руки Евдокиму: «Держи!»

Крест был медный, массивный и тяжёлый. И ещё вчера, когда стало известно от гонцов Зелемея, что тунгусы придут с повинной, Федька достал из сундука этот крест. Увидев его, позеленевший и тусклый, не внушающий уважения, он распорядился почистить его, надраить лосиной шкурой.

И вот сегодня крест блестел. И Евдоким взял его с удовольствием. Повертев его в руках, прилаживаясь к нему вместо батюшки, он с ухмылкой перекосил рот: «Кхе-кхе!.. Это же надо! Нехрещеного крестить крестом!»

Федька, поняв его, махнул рукой, мол, сойдёт. Он взял шертную грамоту, составленную по московскому образцу дьяками в Якутске, и стал читать её. Читал он плохо, а тут ещё какой-то дьяк настрочил бумагу коряво, неразборчиво... И он, тихо пробубнив: «Тьфу ты зараза!» — хотел было бросить эту затею. Но заметив, что тунгусы подтянулись, хотя и стояли всё так же, виновато опустив длинные косы, он продолжил это тяжкое для себя занятие.

А Евдоким держал крест перед Куликаном и его спутниками так, будто бог русских грозил им, вот этим непослушникам.

— Целую я крест сей живоначальный... И быть верным государю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси...

Федька остановился, когда Намунко стал переводить, что-то бормотать дрожащим голосом. Глянув в угол избы, где стоял у печки Гринька, он заметил, как тот исподлобья наблюдает за церемонией, и был какой-то странный. И он понял, что Гринька ненавидит Куликана, и сейчас надо следить за ним... «До беды недалеко... Сдурит что-нибудь по скорби. Ну что — жаль малого», — подумал он о Потапке.

Когда он закончил читать грамоту, то Куликан и все остальные тунгусы приложились к кресту губами.

За провинность, за измену слову, клятве белому государю, Федька обязал Куликана возить в острог рыбу на прокорм казакам и разные ягоды, когда к тому подойдёт пора. Затем он отпустил их из острога.

* * *

Прошёл ещё месяц. Море очистилось от прибрежного льда. И Федька наконец-то выбрал время сходить с казаками на море. Благо оно было недалеко, всего-то с какую-то версту.

И они двинулись всем гарнизоном на берег.

А вот показалось и оно, море, гладь безбрежная. Тут казаки не выдержали и побежали туда, скорее, наперегонки, бросают шапки, летят вверх малахаи... А впереди всех бежал Гринька...

И Федька понял, что он ожил. Пройдёт ещё немного времени, и Потапка перестанет тревожить его. Он облегчённо вздохнул, усмехнулся и пошёл шагом за казаками, с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься тоже вслед за ними бегом.

И вышел он на берег моря.