На краю государевой земли

Из острожка выкатились на лыжах стрельцы и ходко побежали к становищу киргизов, дымившему кострами. За ними вышла полусотня казаков, затем ещё одна и ещё, и развёрнутыми цепочками они побежали всё туда же, на степняков.

Киргизы увидели их, бросились к лошадям, засновали по становищу, стали собираться сотнями вокруг ясаулов.

Стрельцы подкатили к ним на выстрел и ударили по ним из самопалов. Киргизы сунулись было навстречу им, но были сбиты с лошадей выстрелами подошедших казаков. Затем грохнул ещё залп и ещё. И в становище всё смешалось. Нахлёстывая лошадей, степняки бросились бежать. Их лошадки заскакали по насту, проваливались, обдирали в кровь лодыжки. Под ржание коней, крики, визг и суету, лучники Номчи стали валиться в снег вместе с лошадями, бросали их и бежали врассыпную подальше от тесноты, устроенной стрельцами и казаками. А вслед им ударили ещё залпы и ещё, да по тем, кто ещё стоял и сопротивлялся.

Русские ворвались в становище. Поджигая на ходу шалаши, они прошли по нему, повязали тех, кто ещё не успел убежать, и двинулись по широкому вспаханному сотнями копыт снежному полю. Отряд Пущина прошёл немного по следу беглецов, резко свернул в сторону, вышел на берег реки, спустился на лёд и направился вниз по Томи: домой, скорее домой, к родному городу.

Над отрядом ещё долго в тот день носился возбуждённый говорок, слышались взрывы хохота служилых, захмелевших от успешного прорыва из осады. Взвинченные стремительной схваткой, они шли, как на рысях. Усталости не было, они не останавливались, только бы оторваться от возможного преследования. За собой они тащили на нартах готовые, забитые картечью пушчонки.

«Хм! Стоящий товар!» — подумал Пущин, заметив среди большого числа пленных одетых в собольи шубы: не рядовых улусников Номчи.

— А ну проверь, все ли на месте, не потеряли ли кого-нибудь, — велел он Бурнашке.

— Иван, я уже сделал то, — сказал Баженка. — Раненых нет. А что есть, до Томска заживёт, как на собаках.

— Добре! — отозвался Пущин и только сейчас вспомнил, что в горячке вылазки не видел рядом привычной рослой фигуры малого, и озабоченно спросил сына:

— Федька, ты не видел Васятку?

— Нет! — поспешно ответил тот и так, будто ожидал этого вопроса.

Иван невольно заметил это, пристально посмотрел на него, на его нахальную физиономию.

— Стой! — закричал он, останавливая отряд.

— Что, что ещё случилось?! — подбежал к нему Баженка.

— Васятка — там... — бросил Пущин, прерывисто дыша от быстрого хода, запарившись под тяжёлой бараньей шубой.

Баженка глянул на его лицо, серое, поблекшее, и сразу всё понял, беспокойно вздохнул: «Ох, ты господи! Где же мы потеряли-то его? В киргизском становище или в острожке?»

— Поворачиваем... — побелевшими губами прошептал Пущин. — Назад! — с надрывом в голосе вырвалось у него.

И Баженка впервые увидел жалкое выражение на лице у него, того железного сотника, каким знал его ещё с той поры, как вместе с ним рубил Томский городок.

— Иван, — мягко начал он, сочувственно глядя на него, — надо, надо идти дальше... Пропал он, пропал... И мы концом пропадём...

— Куда назад! Ты что, сургутский, сдурел! — заволновались казаки. — Из-за одного малого погибать всем?! Ха-ха!.. Ищи дураков!..

— Я пойду один, — тихо сказал Пущин, затем кинул в толпу служилых: — Только с охочими!

— Иван, Иван, не козлись! — засопел Баженка и обнял его. — Жаль малого, но...

И у него даже зачесалось между лопатками от одной только мысли, что придётся обо всём рассказать дочери, своей первенькой... «Как же я посмотрю ей в глаза-то?!»...

Он сморщился, затоптался на месте, горестно выдавил из себя:

— Я пошёл бы с тобой без уговора, если бы мы были одни... Одни, чёрт возьми!

— Держись, сотник! — похлопал Бурнашка Пущина по спине. — На тебя казаки смотрят!

Пущин отвернулся от них, утёр заслезившиеся на ветру глаза, шумно высморкался и попросил Баженку:

— Давай команду... Пошли...

Отряд двинулся дальше.

И Иван засеменил за атаманом на одеревенелых ногах, почувствовав, как под шубой прошиб холодный пот. Прикипел он сердцем к малому, роднее родного тот стал ему. И у него внутри всё бунтовало против того, что бросает его и уже никогда больше не увидит.

Не знал Пущин, и не мог даже догадаться, что в суматохе, когда оставляли острожёк, Федька толкнул качающееся в острожной стене бревно. Оно упало, заскользило по обледенелой горке, сшибло с ног Васятку и ещё какого-то стрельца. Но тот тут же вскочил и, прихрамывая, побежал догонять своих, не заметив под другим концом бревна неподвижно лежавшего Васятку.

Федька же воровато оглянулся вокруг — не видел ли кто-нибудь его проделку, и тоже смылся из острожка вслед за всеми.

Глава 5. Уренчи

Очнулся Васятка в какой-то землянке, лёжа на шкурах, укрытый кучей грязного тряпья. Он попробовал было подняться, но не смог двинуть ни рукой, ни ногой: его тело валялось, колода колодой, само по себе, не подчиняясь ему.