На краю государевой земли

Волчица тоже хорошо знала закон жизни, закон стаи. Знала, что собака, сидевшая сейчас перед ней, с хваткой матерого волка и изощрённым, как у человека, умом, не тронет её. И она не спешила уходить с этого места, где потеряла всё. В то же время она не находила внутри себя ненависти к этому псу, только что уничтожившему весь её выводок. Он выстоял — ему жить. Иначе — жили бы они... И она неторопливо затянула прощальную песню, чтобы оплакать своих волчат. Песню, которую всегда поют матери, смывая горечь с сердца и примиряясь с судьбой. Высоко задрав голову к звёздному небу, она запела, безнадёжно взывая к какой-то высшей справедливости, запела, закрыв глаза, ничего не видя и не слыша, кроме своего полного скорби сердца. Оплакав волчат, она ещё громче взвыла по своему другу, с которым прошла много вёрст в погоне за жизнью. Не раз она с ним вступала в схватку с сильным врагом и вместе с ним же отправила в большой и жестокий мир не один выводок, своих волчат. Те, повзрослев, уходили, а он всегда был с ней... Издав под конец тоскующий вопль о своей одинокой доле, она резко оборвала песню, опустила голову и посмотрела на громадного и сильного пса. На какое-то мгновение у неё мелькнула надежда, что, может быть, он уйдёт с ней, и, может быть, у неё ещё будут волчата, такие же сильные и умные, как он, и может быть, судьба, на исходе лет, подарит ей новые радости и сытую старость. Но эта надежда сразу же погасла, как только она встретилась взглядом с глазами собаки, выросшей рядом с человеком, который дал ей то, что не в силах была дать природа. В этом взгляде пса она прочла только понимание, участие и скорбь... И она обозлилась на него, презрительно отвернулась, тяжело оторвала от снега свой тощий старческий зад и медленно побрела назад к перевалу по следам своей стаи...

А Апшак сидел и смотрел ей вслед до тех пор, пока она не превратилась в маленькую тёмную точку на белом заснеженном склоне, а затем не исчезла совсем.

Догадавшись, что произошло на верху, Васятка терпеливо ожидал конца ритуального отпевания. Он понимал, что если Апшак молчит, то значит так и надо. Он верил в этого пса, как в какое-то чудо, верил и теперь во всём полагался на него.

— Апшак, я здесь, здесь! — со слезами в голосе прокричал он, когда на краю расщелины негромко взлаял пёс. — Выручай теперь меня!.. Как? Не знаю, но надо! Содойбаш помрёт! Ты меня слышишь, Апшак?! — спросил он пса, всерьёз надеясь получить от него ответ.

Услышав имя хозяина, Апшак радостно заскулил, словно отвечал, что понял всё, но тоже не знает, как ему быть.

— Ах ты, дорогуша! — восторженно залепетал Васятка. — А может, ты пойдёшь один?! — крикнул он и замолчал, не услышав ответного поскуливания.

Притопывая на снегу, он споткнулся о труп волка, выругался: «А чтоб тебе...!»

Но тут же у него мелькнула смутная догадка, что этот зверь может здорово помочь чем-то ему.

«А ведь это удача, что он угодил сюда», — подумал он, стараясь не упустить ту самую мысль, которая уже сама просилась наружу.

— Ага, так... Вот так и только так, — громко сказал он, окончательно выстраивая цепочкой то, что нужно было сделать ему.

То, что он придумал, было настолько просто, что он боялся поверить в своё спасение. Ещё и ещё, раз за разом мысленно проигрывал он свои действия, а руки уже сами собой делали дело. Он вытащил из-за пояса нож, торопливо ощупал тело волка и начал быстро срезать непрерывной лентой влажную шкуру и сразу же прикладывать её к ледяной стенке расщелины. Дубея, превращаясь в плоскую палку и удлиняясь, лента поползла вверх...

Васятка работал споро, изредка с опаской ощупывал серого. Он боялся, что не успеет сделать всё, прежде чем тот окончательно задубеет на морозе. Он резал и резал ленту, подталкивал её вверх, волновался и не знал, удастся ли задуманное. Очень скоро ему стало казаться, что он занимается этим вечность, а лента всё никак не доставала до края расщелины. И только тогда он облегчённо вздохнул, когда почувствовал рывок вверх и понял, что Апшак ухватился за ленту зубами.

— Молодец, — тихо сказал Васятка, страшась даже громким голосом разрушить всё. — Так, хорошо, — ободрил он сам себя и заработал ножом, стал вырубать ступеньку в ледяной стене.

Он вырубил её, ухватился руками за ленту, подтянулся и сразу почувствовал, как задрожал от напряжения Апшак. Зацепившись носком за ступеньку, он расклинился в расщелине и стал быстро делать следующую. Вырубив и её, он перегруппировался, отвоевал у расщелины ещё полсажени...

Медленно поднимаясь, он дошёл до места, где закончился лёд и началась голая каменистая стенка. Ощупав в темноте гладкую вертикаль, он запаниковал и чуть было не сорвался вниз. Усилием воли он подавил страх, изогнулся ужом и с неистовостью смертника застучал ножом о камень, разбивая в кровь руки. Он долбил и долбил, по крохам углубляя ступеньку... Наконец, он вырубил её, опёрся на неё ногой и уже спокойнее стал рубить дальше...

Где-то рядом, над самой его головой, послышалось натужное дыхание пса.

Васятка сделал ещё одно усилие, и над ним раскрылось широкое звёздное небо.