«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие

«Очень рекомендую почаще отбегать по-кошачьи, не отрывая глаз от картины во время работы. Это даст возможность ясно видеть, как буквально на глазах из мглистой темноты рождается четкая, воздухом окруженная мягкая статуэтка… А в начале надо просто опасаться того, как бы горизонт не стал получаться преждевременно против воли художника! Так изготавливается небо вместе с холмом, постепенно в глубину, к туманному горизонту, все должно быть расплывчато, неопределенно! А горизонт выявляется под самый конец! Никогда не надо делать горизонт отчетливо. Даже плохие живописцы всегда делали горизонт туманно».

(Из письма В.Я. Ситникова)

Крученых жил на Кировской в знаменитом доме ВХУТЕМАСА. Его часто можно было встретить в расположенном по соседству букинистическом магазине, или же прогуливающимся то по Сретенскому бульвару, а то по Чистым прудам.

Квартира его представляла собой сложную конструкцию, в которой сам он смотрелся как некий кинетический элемент, перемещающийся относительно вертикальных и горизонтальных плоскостей, составленных из необозримого множества книжных полок, стеллажей и различного рода художественных объектов.

Выглядел Крученых как старый воробей: маленький, серьезный, щуплый, седой, с острым птичьим носиком, но при этом чувствовалось, что он еще вполне бодр и колпак варит.

Меня зажало в люк.Я кувыркаюсь без памяти,Стучу о камень,Знаю – не вынырну!

На мокрые доскимолчалкою —плюх!..[139]

Как-то раз позвал меня Сева Лессиг в «Дом Литераторов». При этом обстоятельно объяснил:

– Там торжество большое литературное начальство готовит, отмечают юбилей Крученыха, ему аж восемьдесят лет недавно стукнуло. Мне Тарковский свой пригласительный билет отдал, мы по нему оба пройдем. Глядишь, банкет будет, так и мы пролезем, а ресторан там первый класс.

И мы пошли, ведомые скорее надеждой, чем любопытством.

В небольшом зале «Дома Литераторов» собралось человек около ста всяческого народу, но ни солидного начальства, ни литературных знаменитостей не было. Оценив обстановку, мудрый Сева быстро смекнул, что никаким банкетом тут не пахнет и вообще никакого угощения не предполагается, кроме, конечно, пищи духовной, т. е. унылости и занудства. Однако же мы остались.

Ведущий, симпатичного вида бородатый дядечка, кажется, какой-то поэт, бодреньким голосом сообщил, что отмечаем мы нынче славный юбилей: Алексей Елисеевич Крученых сподобился до восьмидесяти лет дожить, что – тут была многозначительная пауза выдержана – свидетельствует о его необычайном даровании. Далее шла обычная дребедень, которую всегда произносят в таких случаях, вперемешку с такого же сорта текстами поздравлений. Запомнилась мне только телеграмма Андрея Вознесенского, что была с пафосом зачитана ведущим, как некий символ преемственности: «Крученых – это зем-ле-тря-се-ние».

Потом и самого дорогого юбиляра попросили выступить: сказать чего-нибудь, а то и почитать. И к удивлению присутствующих оказалось, что Крученых может и то, и это. Он смотрелся бодрым, но вследствие маленького роста, худобы и наличия на черепе волос с серебряным отливом, даже и не очень старым. Эдаким благородным реликтом от авангарда.

Негромким, хорошо натренированным голосом, четко и эмоционально читал он свои стихи, главным образом «классику» двадцатых годов. Зал казался взволнованным, но в меру.

Впечатлило умение поэта в речевой, декламационной форме представлять свои заумные тексты, особенно ряды шипящих звуков. Так, читая стихотворение «А злюстра упала на голову графа», Крученых необыкновенно долго и сильно для своих преклонных лет шипел на выдохе, словно проткнутая автомобильная шина. Этим символическим шипом и закончил свое чтение последний русский авангардист «серебряного века».

Всем понравилось. И нам тоже. Сева для разнообразия тонким голосом крикнул: «Браво». Крученых внимательно посмотрел на нас и чуть заметно дернул головой: одобрил что ли? – не поймешь.

– Старик Крученых нас заметил и, кажется, благословил. – Заскрипел мне на ухо Сева. – А что головой дергает, так это у него старческий тик. Асеев тоже головой дергает. И Шкловский, особенно, когда про Льва Толстого разговор идет и не он высказывается.