«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие

Выпить мог Лейбман очень много, но пьяным себя на людях не представлял, а, наоборот, держался всегда с добродушным достоинством. Вот и в этот незабываемый вечер, когда, согласившись на мое предложение – подышать свежим воздухом, он, благоухая ароматами цветочной парфюмерии и перегара, покинул отчий кров и отправился на поиски приключений, его настроение было целеустремленно-возвышенным. Мое же настроение можно было бы охарактеризовать как целеустремленно-возбужденное, ибо на дому у Лейбмана принужден был я выпить с полбутылки достаточно мерзкого на вкус алкогольного напитка, который из соображений престижа носил скромное имя «Солнцедар».

Распитие сего напитка состоялось в компании с Сашиным папаней – почтенного вида пожилым евреем с фиолетово-пузырчатым носом, двумя его великовозрастными сыновьями от первого брака и толстомордым бугаем по кличке «Фадей» – личностью, хорошо известной в нашей округе всем без исключения участковым.

Разговор за столом шел о перипетиях армейской службы, и каждый, включая папашу-ветерана, силился вспомнить нечто особенное. Однако Саша как всегда затмил всех, рассказав с элегантной непринужденностью, весело и добродушно, историю, как он выразился, своего спортивного подвига.

Ух ты, ах ты, все мы космонавты![105]

– Службу свою проходил я в отряде морской пехоты на одном из Курильских островов. Дело было как раз под майские праздники. Начальство приказ из штаба флота получило: «Активизировать усилия по укреплению смычки между доблестной советской армией и народом». Для выполнения приказа командования решено было устроить показательный товарищеский футбольный матч нашего батальона с соседним рыболовецким совхозом-миллионером. Установка была бескомпромиссная – выиграть и тем самым продемонстрировать нашу отличную физическую и моральную подготовку.

С моральной подготовкой у нас все было отлично: мы перед матчем спиртяшки вмазали. С физической после этого, сами понимаете, – несколько хуже. Но совсем плохо дело обстояло с экипировкой, поскольку спортивную форму «сундук»[106] наш в этом же совхозе давно запродал, а деньги пропил.

Потому мы вышли на поле по-армейски – в семейных трусах, тельняшках да флотских ботинках вместо бутс, чему зрители несказанно обрадовались. А команда у совхоза, надо сказать, была солидная, они на балансе у себя всяких там профессионалов спившихся держали. Ну те, понятное дело, как нас увидели, то расслабились и порешили, что такую шантрапу задавят как котят.

Но ошиблись, козлы, жестоко. Нас от унижения да шуточек хамских ихних болельщиков такая злоба взяла, что разнесли мы их в пух и прах, как дворовую команду пацанов-малолеток.

За этот подвиг спортивный получили мы от командования наградные, а так же увольнительную с правом поездки на материк, в город.

Как и с кем мы в городе этом развлекались – не помню, ибо осознал я себя как мыслящую личность только рано утром, часов эдак в шесть, когда уже светло было. И вижу я себя, но как бы со стороны, откуда-то сверху, и понимаю, что лежу по горло в воде, на каких-то ступеньках, а вокруг косматые клубы пара теснятся. И в этом переходе от незаметного к заметанному слышу я внутри себя некий голос, рассуждающий о жизни и смерти. И разъясняет этот умный голос мне,

что причин смерти бесконечно много, а средств, поддерживающих жизнь, очень мало. Потому даже сама возможность проснуться утром должна рассматриваться как чудо.

– Понятно тебе? – спрашивает голос меня.

– Так точно, – отвечаю я ему, – все мне понятно, я, как-никак, гвардии сержант, должен соображать быстро.

– Ну, тогда просыпайся, просыпайся скорей, – говорит мне тот же голос, – чего валяться-то зря.

И тут я окончательно проснулся. И вижу, что лежу я действительно в воде, а рядом со мной сидит мужская фигура и внимательно на меня смотрит.

– Где это я? – спрашиваю я фигуру, которая вмиг оживилась, и взаправду оказалась мужиком. И мужик этот, обрадовавшись, что я жив и даже по-русски говорить могу, разъяснил мне, что находимся мы в открытом плавательном бассейне им. Лизы Чайкиной, куда я пришел вчера, уже под закрытие, со своими боевыми товарищами и какими-то «мартышками». Но когда военный патруль, вызванный доведенной до отчаяния администрацией, их всех замел, я почему-то остался, видать, по недосмотру.

– Вон и форма твоя на лавочке лежит, это я ее подобрал. Там у тебя папиросы есть, хочешь, сплаваю, принесу?

Он уплыл и вскоре вновь материализовался из тумана, держа в зубах пачку «Беломора» и зажигалку. Мы закурили.

– Ну, а ты-то что здесь делаешь?