Студент и женщина устроились в гостиной. Она заняла двухместный диван, он прислонился к дверному косяку. Он чувствовал себя достаточно хорошо.
После нескольких минут молчания в комнату вошел лидер, а за ним потный мужчина, голова которого была перевязана. Лидер стоял у пустых книжных полок с листом линованной бумаги в руке, студент смог разглядеть пять напечатанных строк, в каждой из которых по двенадцать или пятнадцать слов – на этот раз сообщение было длинным. Лидер подождал, пока потный мужчина сядет на диван, а затем улыбнулся.
– Сегодня хороший день, завтра – еще лучше.
«Завтра? – подумал студент. – Почему завтра?»
Все еще никаких симптомов.
Лидер взмахнул листком.
– Мы начнем революцию. Больше нельзя откладывать, и поддерживающие нас граждане из лондонской ячейки предложили нам следующую цель. Мы нанесем удар по банкирам, священникам и евреям из класса угнетателей. Другие левые, выступающие на стороне бюрократов и поддерживающие сохранение статус-кво, будут посрамлены. Они ничему не научились. Спорить с нами бессмысленно. Вести переговоры бессмысленно. Они будут опозорены.
Студент слышал все это раньше, но сейчас речь лидера была более настойчивой, более отчаянной.
– Когда вы вышли на марш против войны, она прекратилась? Нет. Ничто ее не остановило. Когда вы голосовали – выборы за выборами – что-то изменилось? Хоть что-нибудь? Нет, ничего не изменилось. Пришло время нам принести свободу. – Он достал нож с деревянной ручкой, указывая им на слушателей. – С кем справедливый человек не вступит в сговор во имя справедливости? Какого подлого поступка вы бы не совершили? Если бы вы могли изменить мир, вы бы пошли и сделали это? Погрузись в грязь. Обними палача. Измени мир.
Студента прошиб пот: сначала он выступил на лбу, затем потек по рукам и ногам и, в конце концов, по всему телу. Его сердце замедлилось. Его взгляд потерял фокус. Когда лидер стал сворачивать листок, студент соскользнул спиной по стене.
«Ну вот и все», – подумал он.
К горлу подкатила тошнота. Он встал на четвереньки, он знал, что сейчас произойдет. Его внутренности превратились в воду. Его тело выделяло яд. Последнее, что он услышал перед тем, как потерять сознание, были крики лидера и щелчки счетчика Гейгера.
32
Студент то сосредотачивался, то терял концентрацию. Он знал, что едет куда-то в машине скорой помощи. Его живот все еще горел, одежда промокла. Фары светили ярко, каждая выбоина и лежачий полицейский вызывали спазмы боли в теле. Его постоянно рвало, а осторожные руки в латексных перчатках вытирали лицо. Два голоса, мужской и женский, только смысл фраз непонятен. Ему показалось, что он уловил, как сквозь туман сирены и шума двигателя время от времени повторяли его имя.
Грохот дверей, новые громкие голоса. Он зажмурился. Его пристегнули, тряхнули и повезли. Он нашел ручку, за которую можно было ухватиться. Каждый толчок, каждый поворот отдавались пульсацией в голове и новыми позывами в желудке. Свет приобрел тени, крики обрели эхо. Кислотный ожог в горле и носу не заглушил знакомый сладкий запах дезинфицирующего средства, заполнивший его легкие. Он попал в больницу. Он был слабее, чем когда-либо в жизни. Ему было хуже, чем он мог себе представить. Надо рассказать, почему он здесь, но не раньше, чем он окажется в безопасности. Он попытался открыть глаза и составить слова, но ни то ни другое не вышло. Его веки были слишком тяжелыми, а губы слиплись.
Лидер сказал, что все начнется завтра. Становилось темнее.
Шум в комнате стал громче и превратился в глубокий пульсирующий звук, который бился в его голове и заполнял его грудь. Голоса, потом свист, потом треск электричества.
Потом все погрузилось во тьму.
33
Он сидел в большой компании за длинным столом. Шум стоял невероятный. Он знал, что все эти люди были его родственниками, но не мог вспомнить ни одного имени. Придется гадать.
Во главе стола сидела пожилая женщина в расшитом зелено-красном сари. Ее седые волосы были зачесаны назад и завязаны черной лентой, под золотыми очками в проволочной оправе блестели большие веселые глаза. По-видимому, это была его бабушка.
Рядом с ней сидел белый мужчина, читавший книгу. Черные редеющие волосы, сутулые плечи. Он показывал кому-то обложку: «Стихи Боба Дилана 1962–1985». Одобрительно подняв палец вверх, он вернулся к чтению. Можно было бы догадаться, что это отец. Тот, который ушел, когда ему было три года. Его он помнил плохо, зато запомнил, как случившееся повлияло на мать – она всю жизнь сомневалась в себе.
По обеим сторонам от него сидели одинаковые девочки и разговаривали друг с дружкой, игнорируя мужчину. Прямые черные, коротко подстриженные волосы, красные футболки с вышитым слоном в поле зеленых и бирюзовых блесток. У него были сестры-близнецы, должно быть, это они. Он прислушался к их разговору, но слова были невнятными. Он заговорил с ними, но они его будто не замечали. Он попытался вспомнить их имена, но ничего не вышло.