– Нет-нет, – беспечно ответил я, а затем, войдя в образ художника в творческом поиске (я знал, что именно таким она хотела меня видеть), прибавил: – Зачем опошлять нечто прекрасное ярлыками или бессмысленными и бесполезными обещаниями? Нет, я не собираюсь забивать себе голову подобными клише – все эти «женихи-невесты», – я постарался вложить в последние слова как можно больше презрения, чтобы вызвать у нее приступ податливой неуверенности. Клара опустила глаза. – Ну то есть, если двоих людей тянет друг к другу, почему бы им не трахнуться?
Последнее слово я произнес, чтобы произвести на нее впечатление. Она выдавила из себя смешок. Когда пять минут спустя она открыла входную дверь, я прижался к ней сзади и прошептал в самое ухо:
– Можно мне войти? – и почувствовал, как ее тело изогнулось в предвкушении.
Когда все было кончено, она посмотрела на меня совсем по-другому.
– Боже, – проговорила она, потрясенно и встревоженно. – Да ты же просто настоящий садист!
Я пожал плечами, перевернулся на бок и заснул.
22
Лия
Выходные, что Люк провел с нами, выдались жаркими. После вечеринки мы почти не спали, а когда все-таки добрались до постели, сон был беспокойным и каким-то липким. Теперь, вспоминая те дни, я вижу россыпи голубоватых огоньков на размытой линии где-то между горизонтом и краем моря; изгибы бледного тела Клариссы, за которым по воде тянется серебристый след; белые зубы Лоуренса, сияющие на скрытом в тени лице; он с улыбкой подается вперед, хватая меня за руку и увлекая в прохладу моря. Вижу всех нас, обнаженных, на песке, слышу шум прибоя, стрекот цикад, наше дыхание и обрывки фраз.
На нетвердых ногах мы вернулись через заросли кустарника в сад, где повалились на траву, будто спутанный клубок из ног и просоленных волос. Лоуренс скрутил самокрутку; беседа стала сюрреалистичной и абсурдной. Кларисса с Нико где-то уединились. Том, сославшись на свой мизантропический возраст, ушел спать, а мы с ребятами, развалившись на лужайке, теребили пальцами стебельки майорана, курили и хихикали. После восхода солнца грань между сном и явью совсем тонкая и зыбкая, и вот уже моя голова покоится на груди у Ларри, а ноги – перекинуты через Люка; пальцы Ларри рассеянно гладят мою руку. Решив, что я заснула, они принялись обсуждать отношения и знакомых.
– Чувак, в конце концов он признался мне, что все в ней стало его бесить – даже манера снимать джинсы.
Когда я наконец проснулась по-настоящему – около десяти утра – оба крепко спали. Стол во дворе был заставлен принадлежностями для приготовления кофе, и я поняла, что Майкл наверняка был внизу и видел нас. Представила, как он потягивает напиток, сидя в шезлонге, и наблюдает за нами в пассивном молчании. Высвободившись из объятий парней, я встала и направилась в прохладную тишину дома – мимо пустых бокалов, разбитых тарелок и трупиков догоревших свечей. Оказавшись в ванной, забралась в душ и попыталась собрать воедино разрозненные кусочки мозаики минувшего вечера. Меня по-прежнему снедало чувство вины по отношению к Жерому, усиленное тем, как легко его образ вытеснили зубы и глаза Ларри, сияющие в лунном свете. Наконец я почувствовала себя почти что чистой.
Эти выходные ознаменовали собой середину наших каникул. Будь мы в городе, нам пришлось бы наведываться в душ по четыре раза в день. Здесь же единственной обязанностью большинства из нас были неубедительные попытки поддерживать хоть какое-то подобие свежести и порядка, после чего мы вольны были бродить по дому как единый, в основном бесполезный организм – то ли мучимый похмельем, то ли еще не протрезвевший. Разве может быть что-то прекраснее, чем возможность целые дни проводить в подобном слиянии, думала я, в этом блаженном взаимозависимом и изолированном от остальных состоянии – словно ты некий счастливый винтик в многосложной и многосоставной личности.
В тот вечер мы с мальчиками кое-как доковыляли по прибрежной тропинке к дому Нико, где они с Клариссой, по всей вероятности, спрятались, сбежав ото всех на рассвете. В разной степени нагие, мы бродили по саду в мягких лучах вечернего солнца. Каким-то образом мы с Клариссой умудрились перехватить у парней контроль над музыкой, и теперь я поставила песню Абры No Chill. Примерно на середине ее Ларри, который тихонько сидел и скручивал сигареты, сказал:
– Песня-то ничего, но сама она того, ненормальная, да?
– Озабоченная, – поддакнул Люк через мою голову.
– Никакая она не озабоченная, просто у нее есть чувства!
Нико только и делал, что с жаром кивал, – видно, не определился пока, на чьей он стороне.
–
– Лал, озабоченный у нас – ты, – подначила брата Кларисса. – Помнишь ту девчонку из Tinder, прошлым летом?
– Ну уж нет, это совсем другое – жаркая была крошка!
– Фу, из-за тебя я возненавижу мужчин по-настоящему, – взвыла я.
– Ну да, зато ты поступила с Жеромом благороднее некуда!
Теперь уже Нико, безуспешно силившийся понять наш разговор, насторожился, услышав имя друга. Я испепелила Ларри взглядом.