Наблюдатель

– Вместо того чтобы целыми днями прохлаждаться с моими детьми.

– Я…

– Не утруждайтесь. – Теперь он повернулся ко мне, но по-прежнему не смотрел мне в глаза. – В конце концов, вы могли хотя бы попросить отгул.

– Я не знала… – нервно возразила я. – Мы ничего не планировали… Лоуренс просто попросил меня, совершенно спонтанно, я не думала, что это так страшно, – ведь всего на один день… Я думала, вы будете не против, если я вместо этого поработаю в выходные и…

– Просто это не очень профессионально, правда? – снисходительно улыбнулся он.

– Да, – пробормотала я, не сводя глаз с сучка в половице. – Не очень.

Он снова покачал головой, чему-то про себя улыбаясь.

– Наверное, так всегда бывает, когда нанимаешь работников без опыта.

Я моргнула, будто осой ужаленная, прогоняя слезы.

– Простите, – пробормотала я.

– Просто постарайтесь быть более ответственной, хорошо? Это ведь нетрудно, согласны?

Мне хотелось провалиться сквозь землю.

– Переспите с этой мыслью. Я не хочу сейчас об этом говорить, – усмехнулся он и с этими словами вышел из комнаты, а я осталась стоять, парализованная чувством вины и стыда.

Потом забралась в постель и вдруг почувствовала себя крошечной песчинкой, совершенно потерянной.

23

Майкл

Конечно, я знал, что, вытащив Астрид от Джереми в тот вечер, всего лишь залепил пластырем зияющую рану. Я был как те маразматики с выцветших фотографий эдвардианской эпохи, уставившиеся в камеру со всей имперской стойкостью, которую могли уместить во взоре, и готовые хоть сейчас покорять гималайскую вершину, вооруженные лишь банкой Marmite[166] да трудами Мильтона и познаниями в латыни. Иными словами, ситуация была до смешного патовой. Своей выходкой я только выиграл немного времени. Астрид была одной из талантливейших исполнительниц, что мне когда-либо доводилось видеть, и теперь, когда часовой механизм запущен, остановить его нельзя. Она обязательно добьется успеха. У нее все получится, а я окажусь на отшибе, слившись с толпой завсегдатаев бара Джереми, и буду безуспешно доказывать, что знал ее задолго до того, как она покорила Америку. При мысли о будущем – от которой теперь было не отделаться – мне представлялась бездонная пропасть утраченных возможностей. И посреди этой черноты – она, парящая в золотом вихре.

* * *

Пятница. Я лежал в своей квартире прямо на полу, курил, пил холодный чай из кружки и слушал поцарапанную пластинку Мелины Меркури, листая потрепанную книжицу «Древнегреческие мифы для детей» (и то и другое куплено в комиссионке накануне). Передняя обложка книги серьезно пострадала от рук прежнего владельца, который – видимо, в приступе ханжеского ужаса – соскреб лезвием крохотный пенис Зевса и пририсовал шариковой ручкой некое подобие тоги, чтобы прикрыть срам. Была вторая половина дня. Внезапно звон ключей Астрид в замке вернул меня в реальность. Я пошарил вокруг в поисках более интеллектуального чтива – и тут она ворвалась в мой маленький пузырек спокойствия, с раскрасневшимся лицом и горящими от восторга глазами.

– Если я расскажу, что сегодня было, – ты не поверишь! – выпалила она на одном дыхании.

Я обалдело моргнул.

– И что же сегодня было?

Зевнув и потянувшись, я наклонился к ней, чтобы поцеловать: в этот момент она была так очаровательна в своей детской живости, что мне нужно было непременно ее потрогать. Она ответила на поцелуй, обхватив меня руками за шею. Мне нравилось, когда она так делала, – я сразу чувствовал себя Кэри Грантом.

– После обеда в кафе зашел какой-то мужчина, сразу с порога подошел к стойке и спросил, здесь ли работает девушка по имени Астрид. Джорджо ответил утвердительно (с легким подозрением в голосе), и тот сказал, мол, все в порядке, просто Джереми Карсон посоветовал ему заглянуть в это кафе и поговорить со мной о моей карьере!

Я почувствовал, как плоть цепляется за кости в попытке удержать форму и содержание. Астрид была вне себя от счастья. Я едва поспевал за ее вдохновенным щебетанием, осколки которого пронзали меня до глубины души: «…он был там в тот вечер, когда тебе стало плохо… так хорошо одет – одна рубашка, наверное, стоит мою месячную зарплату; при этом совсем не пафосный… совершенно нормальный… сказал, что я как… что у меня есть потенциал…»

Скелет трещал под грузом натянутых мышц. Я вдруг понял, что она замолчала и смотрит на меня, все еще сияя, в ожидании реакции. Я крепко обнял ее и снова поцеловал, чтобы она закрыла глаза и не видела моего траурного лица. Прижав ее голову к своей груди и уткнувшись ей в макушку, я заговорил – так, чтобы приглушить собственный голос. Там были такие слова, как «невероятно» и «разумеется», и даже пару раз бессмысленные «я тебя люблю». Она скинула туфли, бросила сумку на кресло и закружила по комнате. Наконец замерла, переводя дух. Я смотрел, как медленно сползает с ее лица улыбка, – будто тающее на солнце мороженое.

– Ты чего это весь серый?

Я указал на пепельницу на полу. Она проглотила это объяснение и звонко, заразительно рассмеялась.