Наблюдатель

Пока она не пришла, я переоделся из теннисных брюк в обычные, решив, что своей яркой белизной те отвлекут ее, снизят уровень серьезности и важности. Выкурив с Джулианом по сигарете после матча (он, как всегда, с достоинством проиграл), я рассказал ему о своем плане.

– Наверное, пока переберусь всего на пару месяцев – разведать обстановку, ну, ты знаешь.

– Мики, да это же самый настоящий план, – сказал он. – В Афинах, конечно, сейчас неспокойно, но ты же иностранец, тебя не тронут. К тому же я и сам туда собираюсь летом, проведать маму. О боже, когда расскажу об этом нашей несокрушимой миссис Гресфорд, она придет в восторг – ты же знаешь, как она тебя обожает. Правда, не уверен, понравится ли ей твоя подружка.

Я пожал плечами.

– Хм-м. Ты считаешь, стоит взять с собой Астрид?

Он приподнял брови.

– А ты не собирался ее брать?

Я привалился спиной к статуе Джона Картрайта, к ее забрызганному птичьим пометом и поросшему лишайником постаменту.

– Я и сам не знаю, дружище. По-моему, она чересчур увлечена, и это меня беспокоит. Пожалуй, зря мы съехались.

Джулиан закинул ракетку на плечо и вздохнул.

– А ведь я пытался тебя предупредить. Но знаешь, если ты едешь ненадолго, не сжигай пока мосты. Напиши ей письмо, попространнее и поцветистее. Подпусти сладострастия, чтобы ей было о чем подумать бессонными ночами, – добавил он, многозначительно подмигнув. – А вот и она, легка на помине – чудесное видение в клетчатой рубашке. Ухожу, чтобы не видеть душераздирающего третьего акта, – он похлопал меня по плечу. – Удачи, старик. Если понадоблюсь – я в пабе.

И не успел я посоветовать ему незаметно выйти на Юстон-роуд – как он уже шагнул ей навстречу, распахнув руки и элегантно покачивая ракеткой.

– Клянусь Юпитером, в жизни своей не видел более сексуальной скатерти! – воскликнул он, заключив ее в эксцентричные объятия. Я видел, как она неловко передернула плечами, уставившись в землю, и убрала за ухо выбившуюся прядь. Видел, как Джулиан, указывая на меня ракеткой, громогласно расхохотался. Придурок. Интересно, как долго он будет ее удерживать, подумал я, выходя на лужайку. Рядом со мной хорошенькая студенточка яростно подчеркивала отрывки в «Улиссе». Я решил, что ей уж точно не нужно слышать наш разговор, – в этом было даже что-то неприличное.

– Ты играл в теннис? – тихо спросила Астрид, бросив на меня сердитый взгляд.

– Пойдем в кафе, – позвал я.

– Ты, кажется, сказал, что это срочно.

– Не знал, что теннис и срочность – взаимоисключающие явления.

Будущая специалистка по Джойсу тем временем прекратила свое занятие и теперь робко на нас поглядывала. Я невозмутимо улыбнулся в ответ и взял Астрид за руку.

– Идем, – повторил я шепотом, – здесь не место.

Мы двинулись вперед без конкретного пункта назначения, но в сторону Юстона.

– Куда мы идем? – спросила она.

– Не знаю, – искренне ответил я, хотя ноги как будто сами несли меня к вокзалу.

– Ты прочел мою записку? – спросила она уже мягче.

– Да.

– Я вообще не поняла, что это было.

– Да как-то все сразу навалилось.

Мы дошли до того места, где еще несколько лет назад была арка Юстона. Теперь вместо нее зловеще возвышалось новое здание – самодовольный и безликий храм функциональности.

– Уродство, да? – проговорила она. – Согласен?

Я пожал плечами. Посреди этих гладких колонн и сверкающих стекол странным анахронизмом внезапно вылез северный акцент, назойливо напоминавший о моем прошлом. Да, здесь самое подходящее место для этого разговора – в гулком зале, в самой гуще оркестровой ямы мимолетных голосов. Не решаясь встретиться с Астрид взглядом, я сел на скамейку под табло с расписанием, пестрящим названиями станций. Она опустилась рядом. Бирмингем – Нью-стрит. Манчестер – Пикадилли. Холихед…

– Мой старик родом из Кру, – рассеянно проговорил я.

– А вот мы – ист-эндцы до мозга костей, – с гордостью отозвалась она.

– Спорим, что нет, – возразил я. – Скорее всего, в предках у тебя поляки, или шотландцы, или выходцы из какой-нибудь унылой деревушки в Кенте, беженцы Промышленной революции. Люди время от времени переезжают, знаешь ли.

– Знаю, – по тону ее голоса я понял: она сочла мою реплику мелочной и злобной. Я положил руку ей на колено.

– Хотя, судя по твоему бледному городскому личику, я бы сказал, что в предках у тебя – кокни, поселившиеся здесь сразу после Нормандского завоевания.

Она игриво шлепнула меня и неуверенно улыбнулась – той робкой, нервной улыбкой, какой одаривала меня в самом начале, когда мы еще толком не знали друг друга. Теперь она, похоже, прощупывала почву – и я испытал зыбкое чувство вины от того, что намеревался сделать.

Она заговорила. Я изучал маршруты поездов. Лайм-стрит, Ливерпуль, с остановками в Стаффорде и Честере («Я не так уж наивна, Майкл, могу сама о себе позаботиться»); Ньюкасл-андер-Лайм («И вообще, знаешь ли, Джорджио считает Стивена педиком»); Глазго-Сентрал («Как ты вообще мог подумать, что я могу так поступить?»).

– Астрид.

От звука собственного имени она вздрогнула, как от пощечины.

– Что?

Я не сводил глаз со строгих белых букв, как будто находя утешение в знакомом шрифте.