Наблюдатель

– Да даже знать не хочу! – пропела она. – Ступай в постель. Знаешь, я, пожалуй, присоединюсь к тебе! Отметим потом.

Она бросилась ко мне, и я почувствовал, что ноги стали ватными, – отчего она только еще больше развеселилась.

– Давай сегодня вечером сходим в какое-нибудь классное место? – прошептала она мне на ухо. – Я могу заплатить – Стивен сказал, что сделает меня неприлично богатой и знаменитой!

Она, пританцовывая, стягивала платье.

– Ну же! – потребовала она и победоносно кинула его мне: клетчатая ткань, пахнущая томатами, маслом, базиликом, с терпкой примесью ее пота. Я смотрел в беспомощном оцепенении, как она исчезает за дверью нашей спальни, а сам остервенело комкал ее платье.

* * *

Последующие дни слились в однородную тягучую массу. Время будто бы искривилось, расползлось по краям своих на первый взгляд жестких рамок; жестких – поскольку я знал, что по утрам Астрид все так же встает и идет на работу, Дженни регулярно заглядывает с фиш-энд-чипс (наверное, в определенное, предназначенное для их поедания время). По улице около половины девятого в слаженном, синхронном ритме начинали сновать мужчины в костюмах, начищенных ботинках и с зонтиками. Однажды я вышел на вечернюю прогулку (была, вероятно, среда, потому что Астрид как раз пела у Джереми, и я тоже должен был быть там). Я шел, спрятав руки в карманы и втянув голову в плечи. Пройдя мимо паба рядом с Линкольнс-Инн, я услышал металлический звон колокольчика – сигнал для последних заказов.

Издевательские нотки в голосе хозяина – «после-е-едние заказы!» – были словно портал в мир живых, как булавка, воткнутая в пробковую доску: осязаемый маркер времени, до сих пор существовавшего в реальности окружающих.

С того самого дня, как Астрид рассказала мне о Стивене (Стивен! Имя-то какое уродливое! Спорим, в детстве его звали Стив – как раз подходящее имечко для блудливого козла, который запросто обрюхатит девчонку, а потом считает себя героем за то, что позаботился о ней), я постоянно был навеселе. В тот вечер мы отправились к Джереми и напились в стельку – даже Астрид, которая всегда знала свою норму. Джереми был явно в восторге, понимая, какие перспективы открываются перед баром, – а потому вино лилось рекой.

Отдельные вспышки той ночи: Джулиан пробирается на сцену и садится за фортепиано (мы все вечно забывали, что он умеет играть, и к тому же неплохо). Усаживает Астрид к себе на колени, и они вместе поют Dream a Little Dream of Me – в несколько нестройной, но очаровательной гармонии. Потом просит ее достать из его нагрудного кармана и зажечь для него сигарету. Я смотрел, как она хихикает, поднося фильтр к его потрескавшимся губам. Дженни твердой рукой сжала мой локоть.

– Пойдем подышим свежим воздухом? – произнес ее голос откуда-то из клубов лилового света. Помню, как скрипнул зубами, – со стиснутой челюстью я как будто чувствовал себя увереннее.

Помню медленный танец с Дженни – и как сердце переполняла любовь к ней. Как ее волосы с легким ароматом пачули щекотали мне нос. Помню, как Джереми что-то вещал про «индустрию», «менеджера» и «тур». Сама Астрид словно растворилась в эфире: издалека очертания ее тела казались размытыми, нечеткими. Вернувшись домой, мы занялись любовью: я пригвоздил ее руки своими к матрасу, навалившись всей тяжестью тела. Утром на ее изящных предплечьях красовались сероватые синячки – отпечатки моих больших пальцев.

Пока она была на работе, я переспал с Кларой, которую пригласил в некой попытке «отвоевать» собственную квартиру. Когда все было кончено, она встала, чтобы заварить чаю. По комнате передвигалась робко, на цыпочках, как турист в чужой стране, плохо знакомый с местными обычаями и нежелающий ненароком оскорбить туземцев. В ожидании, пока закипит чайник, принялась перебирать пластинки. Из конверта Sketches of Spain Майлза Дейвиса выпал тот кошмарный «соловей» (я не позволил повесить его даже в ванную). Она наклонилась, чтобы поднять его, и на мгновение лицо ее исказила гримаса плохо сдерживаемого смеха.

– Это еще что такое? – спросила она, бросая мне оскорбившую ее чувство прекрасного картинку. – Страх-то какой!

Я проигнорировал это замечание, и она как будто сжалась, поняв, что сказала что-то не то, и продолжала уже молча, а вернувшись в постель, хоть и прилегла рядом, была явно отстранена, как будто боялась даже задеть мою кожу своей. Старательно перебирая нейтральные темы, она допила свой чай (казалось, прошла целая вечность) – и вдруг заметалась по комнате, собирая одежду, будто спеша вернуться на работу. Уже уходя (в дверном проеме, такая красивая в ярком свете коридорной лампы), она спросила:

– Куда же ты денешь все свои вещи, когда поедешь в Грецию?

– Куда? – переспросил я.

– Ну, в Грецию – ты ведь сказал мне тогда на вечеринке, что собираешься в Грецию.

В Грецию. Я рассмеялся. Ну конечно! В Греции я стану эдаким странствующим байроническим типа героем. Минутная вспышка – яркий белый свет, как гребешки волн Ионического моря, разбивающихся о берег; как белоснежные стены коттеджей с голубыми подоконниками…