Наблюдатель

Я взял лицо Клары в свои ладони и поцеловал ее – медленно, с чувством, можно даже сказать, искренне. Она посмотрела на меня – недоуменно и взволнованно – и, стараясь вернуть голосу всегдашнее хорошо отрепетированное безразличие, произнесла:

– Что ж, увидимся.

– Всенепременно, – отозвался я и снова ее поцеловал, зная, что увидимся мы вряд ли.

* * *

Когда Клара ушла, я сварил себе крепкого кофе, принял ванну и побрился. Отрепетировал речь перед тусклым зеркалом, которое так нравилось Астрид, – казалось, оно льстит отражению.

– Я собирался тебе все рассказать в тот день, когда Стивен предложил тебе работу, – сказал я самому себе с трагическим видом. – Но ты была так счастлива, что мне не хватило духу.

Я покачал головой и начал заново – на этот раз добавив голосу нотки смирения и принужденности.

– Не представляю, как я буду просыпаться без тебя по утрам, – вздохнул я, позволив своему отражению робко улыбнуться, и плеснул в лицо холодной водой. Впервые за несколько дней я чувствовал себя полноценным человеком. Она вернется домой к пяти.

Когда же наконец – далеко за девять – она переступила порог, я снова был пьян.

– Где тебя черти носили? – буркнул я.

– У меня была встреча со Стивеном после работы, – опешила она.

– Встреча?

– Ну да. Мы немного засиделись, поэтому он предложил мне перекусить в кафе рядом со своим офисом.

Я хмыкнул, встал и направился в ванную, пнув по дороге стул. Она пошла за мной.

– Да что это с тобой? – Астрид коснулась моей руки, но я отдернул ее и лишь огрызнулся:

– Неважно!

– На что ты злишься?

– Ты сказала, что вернешься в пять, – ответил я с дрожью в голосе (где-то в глубине души – там, где еще остались какие-то крупицы трезвости, – я понимал, что веду себя как истерик).

– Не говорила я такого, – произнесла она тихо, но твердо, как ребенок, пострадавший от вопиющей несправедливости и не умеющий ни понять ее, ни исправить.

– Ты всегда приходишь в пять.

Астрид присела на краешек кровати и уставилась на собственные руки, сложенные на коленях, с мрачным достоинством. Я ждал, что она продолжит меня расспрашивать, но на нее словно напал ступор. Видно было, что она силится не заплакать, но ресницы уже дрожали. Я вдруг понял, что мы никогда раньше не ссорились, и теперь впервые наблюдал ее реакцию на конфликт.

– У меня от него мороз по коже.

– От кого? – безучастно спросила она.

– От Стивена, – прошипел я.

– Ну да. Конечно. Вот в чем все дело, – вздохнула она.

– Это сейчас к чему?

– Ты думаешь, он хочет со мной переспать.

– А ты сама как думаешь?

Теперь по ее щекам катились крупные слезы.

– Я знала, что ты так отреагируешь, – прошептала она.

– Ой, вот только не плачь, – ее слезы злили меня еще больше – как попытка вызвать жалость.

– Зачем ты так со мной? – покачала она головой.

Я не ответил и молча лег в постель.

– Сейчас бессмысленно об этом говорить – ты слишком эмоционально реагируешь.

Она вздрогнула.

– Поговорим об этом утром.

Я демонстративно закрыл глаза, хотя спать совсем не хотелось. Она легла рядом и жалко шмыгнула носом.

– Да боже ты мой, спи уже!

* * *

Проснувшись наутро, я знал, что крупно облажался, но не помнил, в чем именно. Потом мало-помалу, фрагмент за фрагментом, картина начала восстанавливаться. Я пошарил в поисках Астрид – но она уже ушла. Наверное, нужно извиниться, подумал я. С другой стороны, если я этого не сделаю, если буду изображать из себя скалу, разгневанную и непоколебимую, – может, она решит, что сама во всем виновата. В конце концов, это ведь она согласилась поужинать с каким-то гнусным старым хищником. Глупая корова. Астрид подарила мне эту идею – странно, как я сам раньше не догадался. Конечно, он хотел с ней переспать. Разве можно быть такой наивной?

Я встал с постели, чтобы поставить чайник на плиту, – и взвыл. Вертикальное положение причиняло боль. На столе стояла пустая бутылка из-под джина – и от одной мысли о нем, об этом стерильном, лекарственном запахе, в ноздрях защипало. Краем глаза я заметил прислоненный к ней клочок бумаги – старый талончик для игры на футбольном тотализаторе, – а на нем всего три слова, написанные ее округлым, почти детским почерком: «Я люблю тебя». Она делала ставки каждую неделю, а когда мы съехались, то вместо цифр дня рождения своего отца стала использовать мои.

– Ты же знаешь, что это называется «налог с идиотов»? – заметил как-то я.

– Дома мы всегда играли, – ответила она, как будто этот довод был исчерпывающим.

Из библиотеки я позвонил в кафе Джорджо.

– Передай, пожалуйста, что я хочу встретиться с ней после смены. Скажи, чтобы приходила в Картрайт-гарденс, я подожду ее там.

После обеда я собирался поиграть в теннис с Джулианом. Ему нравился корт в Картрайт-гарденс, где можно было наблюдать, как первокурсницы Университетского колледжа «чистят перышки» в ожидании своих парней из зданий по соседству. Я слышал, как Роза передала ей мои слова, а потом – обрывки взволнованного ответа Астрид.

– Она говорит, ты же знаешь, что сегодня после обеда она занята, – хмыкнула Роза.

– Скажи: «Это срочно» – с этими словами я повесил трубку.