Над меандровой рекой

Какое счастье было бегать по нему с подружкой моею Жучкой, влетать с разбегу в прохладную воду и, схватив жёлтую кувшинку, выскакивать с тиной на лапах, а потом валяться на траве под солнцем – свободным, без забот и мыслей; или под мостиком на перекате ловить зубами жирных гальянов; или степенно спускаться с Сергеем Петровичем к самой воде, сидеть рядом с ним, глядя, как он забрасывает удочку и ждёт, когда клюнет серебряный карасик, краснопёрый окунёк и даже небольшой щурёнок; броситься в воду и вытащить запутавшуюся леску; похрустеть заработанным за это пескариком!

А двор! Как много в нём интересного для свободного существа! Вот заросли малины, из которых я наблюдал прошлым летом, как хитрый Василий пробирался во двор к Блиновым к самому крылечку, куда их дочка Юленька вынесла клетку с волнистыми попугайчиками, чтобы они погрелись на солнышке и подышали свежим воздухом. Василий уже выглядывал из высокой травы, нет ли поблизости хозяев, думал подлым своим умом, как бы вытеребить из клетки голубенькую птичку. Но в это время я гавкнул резко и громко: «Брысь!». Он подпрыгнул на месте, и стрелой взлетел на берёзу у Блиновского дома. Вращая жёлтыми глазами и дыбя загривок, он проурчал: «Ну погоди, собачья душа, я тебе отомщу!». А я хохотал над ним: «Лапы у тебя коротки! Никогда твоя против моей брать не будет!»9.

А как высока была трава у нас во дворе! Васька заходил в молочно-зелёный костёр10 как в джунгли, и бродил там, словно индеец в амазонском лесу, никому не видимый, и вдруг также неожиданно вываливался оттуда с мышкой в зубах, а чаще с трясогузкой или воробьиным птенчиком. Что с него возьмёшь – природный бандит!

Летом пахло речной сыростью, скошенной травой, весной сиренью и черёмухой, осенью убранным луком и укропом. На грядках в огороде гроздьями висели на кустах красные помидоры, карабкались по бечёвкам огурцы, разваливались на земле жёлтые тыквы и белые кабачки.

Иногда, вечером, когда спадала жара, выходила Виктория Павловна, садилась на крылечко и ждала мужа. Я, свободный как летающие над нами чайки и ласточки, прибегал и ложился перед ней. Она гладила меня мягкой, пахнущей духами ручкой и спрашивала: «Ну где же он?». А я, стараясь её отвлечь, говорил:

– Скажите, Виктория Павловна, – а правда, что у нас бывают наводнения?

– Правда, Пифуша.

– Но ведь речка такая маленькая, я помню, как она почти совсем высохла, и я переходил её, едва намочив лапы.

– Да, но раз в десять или двенадцать лет, весной она переполняется и заливает дворы, огороды, погреба и даже входит в дома.

– Да откуда же берётся столько воды?

– От таяния снега. И к тому же надо учитывать, что речка у нас не простая, а меандровая.

– А что это такое меандровая речка?

– Какой ты любознательный, Пифуша! Ну слушай. Есть такой древнегреческий узор, называется меандр. Это ломанная линия, которая идёт вверх, вправо, вниз, влево, снова вниз, вправо, вверх и так далее. Вот также, как линии меандра, петляет наша речка Караган. Поэтому учёные люди назвали её меандровая. На этих изгибах или излучинах собирается лёд и перегораживает русло. Воде некуда деваться, она разливается и затапливает всё вокруг.

– И нас затапливала?

– Да! Это было в год дефолта, Леночке было четыре года. А до этого Сергей Петрович жил на той улице, что стоит на берегу озера.

– Знаю, я там часто бегаю.

– Я окончила сельскохозяйственный институт и приехала сюда по распределению, стала работать в совхозе бухгалтером. Но не успела я приехать, как заболела, и попала в больницу, где Сергей Петрович был главным врачом. Он был очень добр и внимателен. Так хорошо за мной ухаживал… И совсем не пил в то время коньяку. И там же, в больнице, предложил мне стать его женой. Так что я прямо из больницы переехала в его квартиру над озером. А в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году на этом месте, где мы с тобой сидим, на высоком берегу речки совхоз построил три дома для своих специалистов. Это были очень хорошие дома из толстых сосновых брёвен. Они и сейчас ещё пахнут смолой. Ты чувствуешь?

– Конечно, я ведь собака!

– В первом доме стал жить Андрей Петрович Мелентьев – главный инженер, во втором Игорь Николаевич Блинов – главный агроном, а в третьем Иван Иванович Брыкалов – главный зоотехник, а сейчас глава нашей сельской администрации. Люди были очень недовольны тем, что хорошие новые дома изначально были предназначены специалистам, а не старым заслуженным работникам. Может поэтому они не сказали Антону Ивановичу, тоже недавно назначенному директору, не местному человеку, что это место подтапливается. Здесь над речкой стоял только старый-престарый дом Кочиных, но он стоял на бугре у переходного мостика, и Екатерина Филипповна уверяла, что никогда у них наводнения не было. На её памяти только однажды вода вошла в её двор и в погреб, но не более того.

– Ну ладно, – сказал я, – а как же вы здесь оказались?