Над словами

– Я уже почти привыкла к мысли, что у меня будет дитя, – сказала тихо Луси. – Я уже начала думать, что справлюсь, как справилась ты, потому что я теперь не одна. Начала мечтать, глядя на твоего Кимата, что мой малыш будет...

Она закрыла глаза рукой и вышла из комнаты, и Аяна дёрнулась, чтобы пойти за ней, но Вараделта ухватила её за локоть.

– Оставь. Ей нужно горевать. Иначе это останется в ней, как мёртвый плод.

Тарделл ходил через двери в сад, приносил то дрова, то воду, и беспокойно косился на дверь Луси, а Ригрета печально потягивала вино, болтая ногой, в гостиной, глядя на отражения свечей в окнах. Аяна сидела, скрестив ноги, на полу, и её светлая кемандже пела о матерях, вынужденных проститься с детьми, которым не суждено увидеть этот мир. Вараделта устроилась в дальнем углу, подобрала ноги на кресло, под подол приличного платья, и смотрела в окно, за которым редкие крупные капли дождя падали, как слёзы, на увядший зимний сад.

По утрам становилось прохладнее, и окно, через которое Ишке залезал в дом, теперь прикрывали сильнее, подпирая большим тяжёлым горшком. Иногда с утра он оказывался отодвинут дальше по столешнице, а иногда – оставался на месте, но миска оказывалась пустой, и Аяна гадала, как же Ишке протискивается узкую щель окна.

11. Дыхание дракона

Луси зашла на кухню, и воздух, который она принесла своим приходом, жалобно дрожал над столом, и в глазах была печаль, такая, что у Аяны защемило сердце.

– Вот и всё, – сказала она тихо, садясь к столу.

Аяна встала и шагнула к ней навстречу, обнимая и гладя по голове, по тугому узлу тёмных волос на затылке. Конда, заглянув на кухню, на миг остановился в дверях, но Вараделта, проходившая мимо него, показала ему глазами на гостиную, и он ушёл, оставив их стоять, обнявшись.

– Обними меня, – сказала Аяна, заходя к нему в гостиную. – У меня внутри тоска, шире моря, холоднее снега.

Она легла на диванчик и положила голову ему на колени, и он закрыл глаза и молча гладил её волосы, потом обнял двумя руками и подтянул наверх, к себе.

– Такое случается, – прошептала Аяна, утыкаясь ему в плечо. – В степи я встретила лекарку, Алтэр. Она сказала мне, что это не наказание за что-то. Что сила, которая останавливает сердце этого дитя, бесстрастна, она не поддаётся влиянию снаружи, и причины такого никогда не известны. Я хочу сделать так, чтобы этого будто не было, но я не могу.

– И я не могу. Никто не может. Это сплетено с нашими жизнями. Я мечтал вернуться в прошлое много раз в своей жизни. Но потом течение мысли приносило меня к пониманию, что избежать горя нельзя. Нельзя прожить жизнь и не потерять никого.

– Ты говорил это... в долине.

– Да. Я говорил. Это правда. И я когда-нибудь оставлю тебя.

– Конда, – заплакала Аяна. – Не надо!

– Мне самому бывает невыносима мысль, что я просто однажды сгину во тьме, а все, кто останутся тут, будут греться у огня, бороздить огромное море, топтать эту прекрасную землю, дышать сладким воздухом весны, пить, есть, любить и жить. Я надеюсь, ты не будешь страдать, а будешь делать то же самое. Ты сама сказала, всему отмерен срок, всему придёт черёд...

– Моя песня про возвращение, а не про то, как ты собираешься оставить меня одну! С пятерыми наследниками! – всхлипнула Аяна в отчаянной попытке остановить эту растущую приливную волну печали, которая подступила уже к груди.

– Я позаботился о тебе, – сказал Конда, ероша волосы. – Надо заранее иметь в виду различные случаи. Твой брат вложился в несколько дел, не самых прибыльных, но дающих постоянный доход, а все новые дела я тщательно и вдумчиво оформляю документально. Ты не останешься на улице или без денег. Всё оформлено так, что комар носа не подточит.

– О чём ты говоришь, Конда? – Аяна схватила его лицо ладонями. – Я не хочу оставаться без тебя!

– В жизни разное бывает, – сказал Конда, целуя её. – Видишь, как оно бывает. – Он показал в сторону кухни. – Кто мог подумать?

– Я понимаю тебя. Про различные случаи. Когда у нас появились подозрения, что... всё пошло не так, мы сварили снадобье. На всякий случай. Но оно теперь не пригодится.

– Такое, как девушки пьют в долине?

– Нет. Гораздо крепче. Оно вызывает сердцебиение и жар, и схватывает нутро. Но это лучше, чем...

– Я понял. Я не арем Дэн, но я понял. Тебе стоит вылить его или спрятать от Кимата. Чтобы он не хлебнул случайно, как близнецы с Верделлом ту отраву, которой меня травили.

– Они хлебнули не случайно, – удручённо покачала головой Аяна. – Им повезло, что они выплюнули, и что оно было свежим. Оно сильно густеет со временем. Вараделта спала три часа вместо получаса, как я рассчитывала.

Конда замер, потом отстранился.

– Вараделта что-то упоминала при мне... Ты сварила такое зелье?

– Нет. Это ещё из долины. Оно пригождалось мне в пути. Я заштопала Верделла после того нападения в Озёрном краю.

Конда внимательно смотрел на неё, нахмурившись.

– И?

– Что "и"?

– Это один раз. Ты сказала, пригождалось.

Аяна прикусила губу и тревожно посмотрела на Конду, и он прищурился, постукивая пальцем по скуле.