Меня воспитали абьюзивный отчим и мать, которая знала только два решения проблем – бить или угождать. Моя мама была одновременно нарциссом и мучеником. Она подвергала меня физическому и психологическому абьюзу. Она не могла добиться любви и сопереживания от отчима, поэтому манипулировала нами, детьми, стыдила и винила нас, детей, превращая таким образом в своих преданных сторонников. Мы постоянно боролись за ее ласку, улыбку и нежность. Роль золотого ребенка передавалась по кругу, как и роль козла отпущения. Мы всегда были у нее в долгу, а она якобы жертвовала собой ради нас. Помню, впервые я возненавидела себя за то, что я такое невыносимое бремя для матери, когда мне было пять лет. Я помню
Какие черты личности мне нужно проявлять, чтобы она обратила на меня внимание? Похвалила меня?.. Вскоре я использовала этот подход в отношениях со всеми людьми и старалась добиться принятия у каждого, с кем общалась. Своей личности у меня не было. Ее стерли еще в ранние годы. Я превратилась в человека, способного вписаться в любую ситуацию. Если Кэрол нравилось, когда я дурачусь, я дурачилась. Если Джону нравилось, когда я серьезная и философствую на умные темы, я была серьезной. Я стала хамелеоном и не представляла, что можно быть кем-то другим.
Я даже клубнику ела до тридцати лет, потому что всю жизнь мне внушали, что все ее любят. Что ж, значит, я тоже люблю клубнику. На самом деле мне отвратителен ее вкус. Я обнаружила это, только когда мне почти стукнуло тридцать. Я прожила целую жизнь, не понимая, что мне нравится. Я не знала, что не люблю клубнику. Для меня это никогда не было приоритетом – выяснить, что же мне нравится на самом деле. Я никогда не уделяла внимания себе, своим предпочтениям, а всегда только другим людям и их предпочтениям. Зато сегодня я с гордостью отказываюсь от клубники, когда мне ее предлагают!
Недавно кто-то рассказал, что, будучи еще совсем крошкой, я говорила: «Если моя мама счастлива, значит, и я счастлива». Просто и понятно, и так убийственно для маленького ребенка. Меня не существовало. Только моя мама. У меня не было своей личности, своих предпочтений, своих интересов. Меня волновало только одно – как угодить маме. (Сегодня у меня замечательные отношения с ней. Мы обе исцелились, и я простила ее за потерянное детство. Сейчас она дает мне столько любви и поддержки, сколько может дать мама!)
Мой отчим подвергал меня сексуальному насилию. Мой отец не принимал участия в моем воспитании. Мои братья были физическими и психологическими абьюзерами. Я до сих пор помню, как меня мучил один из них. Даже сейчас, хотя мне уже больше тридцати, я часто думаю об этом. Целыми днями он систематически оскорблял меня, унижал и шантажировал тем, что я рассказывала ему по секрету.
Но в том безумном цирке, каким была моя семья, только с ним у меня
Поэтому я врала себе. В целях самосохранения. Мне было проще поверить в то, что я мерзкое отродье, чем признать, что мама не любит меня. Так что ребенок сказал себе: абьюз – это любовь, абьюз оправдан, моя мама любит меня, просто она очень расстроена, потому что я плохо себя веду, потому что я плохая. Я, пятилетний ребенок, настолько порочна и ужасна, что мама вынуждена выдирать мне волосы и давить пальцами на глаза. Она делает это не потому, что не любит меня (ведь она любит меня!), а потому что я плохая. Вот почему она кричит на меня. Я раздражаю ее (а она поступает со мной правильно, ведь она любит меня!). И она сильно расстроена, а значит, я очень плохая. Бедная мамочка, за что ей такое наказание, как я.
Проще говоря, резюмируем детскую реакцию на абьюз в одном предложении: ребенок, которого родители подвергают насилию, не перестает любить их, он перестает любить себя.