Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Начало 1915 г. ознаменовалось скандалом в ставке, вызванным «истерической» (выражение Д. В. Ненюкова[965]) телеграммой наместника на Кавказе графа И. И. Воронцова-Дашкова от 20 декабря 1914 г. (2 января 1915 г.) о якобы имевшей место перевозке морем на театр военных действий 1-го турецкого корпуса[966]. В тот же день великий князь Николай Николаевич, не потрудившись выявить степень достоверности этой информации, отреагировал на сообщение наместника весьма несдержанной телеграммой в адрес А. А. Эбергарда, в которой, в частности, отметил, что «переброска первого турецкого корпуса Черным морем поставила неожиданно войска Кавказской армии в затруднительное положение

», и повелел командующему флотом «принять все меры, дабы впредь никаких неожиданных высадок в пределах Черного моря не повторялось»[967]. В ответ адмирал А. А. Эбергард направил в ставку пространный рапорт, где подробно изложил трудности, с коими сталкивался флот при действиях на сообщениях противника (приложение 42). Комфлот доложил главковерху, что выполнение его директивы неизбежно приведет к скорому выходу из строя значительного числа кораблей и, следовательно, поставит под сомнение успех десантной операции у Босфора и «может дать неприятелю возможность использовать невыгодную для нас обстановку для нанесения нам решительного удара

»[968].

Однако резоны А. А. Эбергарда не нашли понимания у главковерха. 4 (17) января 1915 г. великий князь Николай Николаевич через начальника своего штаба генерала от инфантерии Н. Н. Янушкевича подтвердил, по существу, прежние свои директивы (приложение 43). Флоту предписывалось не допустить высадки неприятельских десантов, а также «воспрепятствовать» снабжению морем войск противника в Восточной Анатолии[969]. На важность последней задачи обратил внимание комфлота и начальник штаба Кавказской армии генерал от инфантерии Н. Н. Юденич, который в телеграмме от 14 (27) января обрисовал состояние войск после Саракамышской операции и от имени главнокомандующего армией просил А. А. Эбергарда «прервать на две — три недели совершенно сообщение турецкой армии морем, не допуская провоза войск и припасов, дабы дать этим возможность устроиться нашим войскам

»[970].

Поскольку в январе и феврале 1915 г. ни поставленные верховным командованием задачи, ни обстановка на неприятельских сообщениях и на театре в целом принципиальных изменений не претерпели, что, кстати, вполне осознавали в ставке (приложение 44), комфлот не имел возможности изменить характер действий на коммуникациях противника. Основной формой применения сил оставались крейсерства эскадры у неприятельского побережья. Во исполнение повелений главковерха, сформулированных в ходе обмена телеграммами по поводу вышеупомянутого обращения наместника на Кавказе[971]

, адмирал A. А. Эбергард сосредоточил основные усилия на нарушении воинских перевозок у побережья Лазистана с целью содействия войскам Кавказской армии и вынужден был довести напряжение сил эскадры до предельной величины. В январе эскадра провела в море 19 суток и прошла свыше 4500 миль[972], а из 48 суток первых полутора месяцев 1915 г. основные силы флота находились в море 39 (около 80 % времени), совершив семь боевых походов средней продолжительностью шесть суток[973].

Как и в предыдущей кампании, попытки неприятеля, ослабленного тяжелыми повреждениями «Гебена» на минах 13 (26) декабря 1914 г., оградить свои сообщения от воздействия русской эскадры успехом не увенчались. 20 декабря 1914 г. (2 января 1915 г.) В. Сушон принял решение о конвоирование корабельной группой (крейсера «Бреслау» и «Гамидие», минный крейсер «Берк-И Сатвет») под командой корветтен-капитана П. Кеттнера транспорта «Йешилирмак» (865 брт), следовавшего в Зунгулдак с грузом военного снаряжения. Однако уже на выходе из Босфора «Берк-И Сатвет» подорвался на мине, что заставило противника отказаться от проводки судна[974].