Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Командование германо-турецкого флота попыталось, используя опыт предыдущей кампании, осуществлять прикрытие угольных транспортов крейсерами, однако после неудачного выхода «Гебена» 25–26 декабря 1915 г. (6–7 января 1916 г.), в ходе которого линейный крейсер не смог предотвратить потопление русскими эсминцами крупного парохода «Кармен» и вынужден был вступить в бой с линкором «Императрица Екатерина Великая», неприятель отказался от подобной практики. В этих условиях командование противника расширило масштабы применения против блокирующих сил русского флота своих подводных лодок и авиации. Впрочем, последние, как констатировало германское военно-морское руководство, не слишком преуспели в контрблокадных действиях. «Обстрелы прибрежных пунктов осуществляются быстроходными крейсерами и эсминцами, которые исчезают так же быстро, как и появляются, и подводные лодки немногое могут против них предпринять», — значилось во всеподданнейшем докладе Х. фон Хольцендорфа от 7 (20) декабря 1916 r.[1052].

Нельзя было ожидать многого и от немногочисленной германо-турецкой авиации. «Средиземноморская дивизия» своих самолетов не имела, поэтому в Черном море могли быть задействованы только пять машин авиагруппы «специального командования» под командованием капитан-лейтенанта Либмана, которые с началом 1916 г. были перенацелены сюда с дарданелльского направления. Кроме того, по ходатайству флотского командования двум эскадрильям армейской авиашколы в Йерсиликое (на европейском берегу Мраморного моря) было предписано «чаще летать над Босфором». Были созданы станции в Эрегли и Зунгулдаке, эпизодически привлекались к патрулированию прибрежной полосы «угольного» района и германские гидроаэропланы, базировавшиеся на Варну[1053]. К лету 1916 г. патрулирование приобрело систематический характер, самолеты освещали акваторию до 25–30 миль от побережья[1054]

. Противолодочные возможности авиации, однако, ограничивались низкой надежностью техники (к июлю по этой причине было потеряно две машины[1055]), а также отсутствием специального вооружения.

Продолжалось наращивание сил и средств береговой обороны у устья Босфора и вдоль побережья Болгарии и «угольного района», чему способствовало высвобождение значительного количества артиллерии после эвакуации союзников с Галлиполийского полуострова в январе 1916 г.

Вместе с тем, противник практически не использовал для обороны своих прибрежных коммуникаций (в том числе портов) минное оружие. Его недооценка привела к тому, что практически весь доставленный из Германии минный запас был израсходован на постановку активных заграждений[1056]. В оборонительных же целях минное оружие применялось, причем в весьма ограниченных масштабах, только болгарским флотом. 6 (19) января под руководством командира минной роты «неподвижной обороны»[1057] лейтенанта К. Минкова с импровизированного заградителя «Борис» (переоборудованное 870-тонное торговое судно) в Варненском заливе и на подходах к Бургасу было поставлено 224 немецких гальваноударных мины[1058]

. Между тем сложность организации полноценного противоминного обеспечения блокирующих сил, оперирующих на значительном удалении от баз, создавала предпосылки для успешного применения мин в контрблокадных действиях. Достаточно сказать, что на упомянутом заграждении у Варны 24 февраля (9 марта) погиб эсминец «Лейтенант Пущин» (старший лейтенант Д. М. Пышнов), который под брейд-вымпелом начальника 5-го дивизиона капитана 2 ранга И. И. Подьяпольского совместно с эсминцем «Живой» был направлен «для освещения обстановки» в рамках обеспечения артиллерийского обстрела порта линкором «Императрица Екатерина Великая» и бомбового удара самолетов корабельного базирования[1059].

Вследствие острого недостатка у турок корабельных сил и средств береговой обороны совершенно незащищенными оставались коммуникационные линии у побережья Восточной Анатолии,

Российская ставка, вполне осознавая важность для противника морских экономических и воинских перевозок, не снимала с Черноморского флота задачу нарушения неприятельских коммуникаций. При этом важно иметь в виду, что масштабы и характер действий на морских сообщениях, равно как и способы этих действий, в значительной мере определялись общей оперативной обстановкой на театре и, прежде всего, занятостью основных сил флота в совместных действиях с войсками Кавказской армии. Изменение обстановки на прилегающих к Черному морю участках Кавказского, а затем и Румынского фронтов заставляло и саму ставку корректировать свои оценки значимости тех или иных участков неприятельских коммуникаций, что, разумеется, отражалось на содержании директивных указаний командующему Черноморским флотом.