Подводя итоги действий эсминцев во второй половине февраля и первой половине марта (н. ст.), отметим, что в ходе семи выходов на неприятельские коммуникации миноносцами было уничтожено два парохода (в сумме около 4000 брт) и парусник. Кроме двух указанных выше случаев перенацеливания кораблей в другие районы, все походы осуществлялись по плану, разработанному оперативной частью штаба командующего флотом. При выходе из Севастополя в утренние часы и прибытии в район боевого предназначения вечером тех же суток эсминцы оставались в «угольном» районе две или неполных три ночи. По опыту февральских походов командование минной бригады поставило на повестку дня вопрос о продлении строка пребывания кораблей в районе боевого предназначения за счет увеличения запаса топлива и сведения к минимуму «мертвого остатка» мазута в цистернах.
Важным достижением командования флота следует полагать организацию оперативного взаимодействия эсминцев и подводных лодок, заключавшегося во взаимном информировании об обстановке, а также в сменности пребывания миноносцев (днем) и подводной лодки (ночью) у блокируемого побережья.
Существенным, на наш взгляд, недостатком в организации действий эсминцев стало фактическое отстранение начальника минной бригады от управления подчиненными силами, за исключением случаев, когда контр-адмирал М. П. Саблин лично выходил в море. Поскольку приказы о выходе шли, как правило, «через голову» начальника бригады, последний был лишен возможности полноценно планировать действия вверенных ему кораблей. Еще 26 января (8 февраля) флаг-капитан по оперативной части высказался о необходимости своевременного информирования командования минной бригады о планирующихся действиях, однако на практике это делалось далеко не всегда[1118]
. В результате корабли бригады использовались неравномерно, что затрудняло их поддержание в технически исправном состоянии.Исключение командования минной бригады из контура управления «блокирующими» силами иногда приводило к тому, что командиры кораблей получали указания, не вполне корреспондирующиеся с особенностями обстановки в районе боевых действий. Так в «предписании» штаба флота от 20 февраля (4 марта) № 330 указывалось: «
Подводные лодки в феврале — июне совершили 13 боевых походов: «Морж» — пять, «Тюлень» — четыре, «Нерпа» — два, «Кит» и «Краб» — по одному. Для блокады «угольного» района, являвшейся главной задачей подводных лодок до конца марта (н. ст.), лодки выходили четыре раза. Речь идет о походах «Тюленя» 28 января (10 февраля) — 10 (23) февраля, «Моржа» 11 (24) февраля — 21 февраля (6 марта) и 5 (18) — 13 (26) марта и «Нерпы» 23 февраля (7 марта) — 13 (26) марта[1122]
.Обычно переход в район боевого предназначения занимал около суток, при свежих погодах несколько больше. В «угольном» районе лодки действовали, как правило, по изложенной выше схеме (директива комфлота от 10 (23) февраля № 297), кроме случаев неблагоприятной погоды или при отсутствии в Зунгулдаке пароходов в течение нескольких суток. Лодки осматривали порт из-под перископа, после чего в течение дня оставались на позиции перед Зунгулдаком в подводном положении на ходу или на подводном якоре.
Возможностью смены позиций воспользовался, в частности, командир подводной лодки «Тюлень»: не обнаружив неприятельских судов в Зунгулдаке, старший лейтенант М. А. Китицын в дальнейшем действовал у о. Кефкен, перед Босфором, крейсировал к западу от устья р. Сакария. После неудачных торпедных атак паровой шхуны и двух малых пароходов «Тюлень» 8 (21) февраля захватил у Кефкена парусник, затонувший при буксировке[1123]
.Подводная лодка «Морж» 11 (24) марта потопила торпедой буксирный пароход «Дарыджа» (около 600 т), вышедший из Зунгулдака с пятью «магонами», которые после уничтожения буксира выбросились на берег[1124]
. На следующий день лодка пыталась атаковать сторожевое судно «Рюсумет № 2», но была обстреляна береговой батареей, что позволило судну укрыться за молом[1125].