Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Следует отметить, что попутно с решением главной задачи подводные лодки выполняли и другие функции. В «предписании» штаба флота начальнику подводной бригады от 27 января (9 февраля) командирам лодок предлагалось по возможности проводить разведку побережья от м. Филиос до Эрегли, составляя кроки с указанием мест береговых батарей, укреплений и ясно видимых ориентиров, выявлять характер берега, расположение пляжей, а также, вызывая огонь артиллерии, определять дальность стрельбы и сектора обстрела батарей.

Полученные от эсминцев сведения об использовании противником подводных лодок против блокирующих сил заставили командование флота обратить более пристальное внимание на противолодочное обеспечение своих лодок. 16 (29) января командирам последних было предписано без особой нужды не приближаться к парусникам, не входить в Босфор для атак малоценных судов и вообще иметь в виду «действительность» атак «у-ботов»[1137].

Более интенсивным стало противодействие и со стороны авиации. Утверждение германских исследователей о том, что ей удалось «отогнать вражеские подводные лодки от угольного побережья»[1138], содержит, на наш взгляд, некоторое преувеличение, хотя следует признать, что в апреле — мае противолодочные действия германских самолетов приобрели систематический характер: в четырех из упомянутых выше пяти боевых походах лодки подвергались атакам с воздуха (всего за период с февраля по июль — в семи походах из 12[1139]

). Подводная лодка «Морж» атаковывалась в трех походах кряду, что заставило В. В. Погорецкого настойчиво ставить перед командованием бригады вопрос о вооружении лодки «противоаэропланной» пушкой и о демонтаже наружных торпедных аппаратов. Командиру «Моржа» принадлежит и идея введения противника в заблуждения имитацией повреждения или гибели лодки: после бомбардировки гидросамолетом 30 марта (12 апреля) у Босфора В. В. Погорецкий срочно погрузился и распорядился начать откачку масла из трюма[1140].

Показания оттоманских моряков, плененных после потопления парохода «Сейар» 29 февраля (13 марта), подтвердили разведданные об усилении каботажного судоходства между Босфором и румынскими портами, полученные штабом флота в феврале. Причем в перевозках зерна и нефтепродуктов были задействованы не только малотоннажные парусники: в момент выхода «Сейара» из Констанцы там грузились четыре турецких парохода. «Насколько затруднительно было сообщение с угольным побережьем даже для мелких судов из-за постоянной неприятельской блокады, насколько оживленным становилось движение парусников у берегов Румынии. В течение апреля бывали дни, когда из Констанцы прибывало до 40 небольших парусников с мукой и растительным маслом, небольшие пароходы также участвовали в этом судоходстве», — отмечает автор германского описания войны в Черном море

[1141].

В апреле оживленное судоходство вдоль побережья Румынии, Болгарии и европейской Турции обратило на себя внимание военно-морского агента в Бухаресте капитана 1 ранга А. Н. Щеглова, а затем и английского адмиралтейства, которое направило в МГШ меморандум с претензиями по поводу продолжающихся перевозок военной контрабанды из румынских портов. Капитан 1 ранга граф А. П. Капнист вынужден был напомнить союзникам, что Черноморский флот не в состоянии «отделять для действий в болгарских и турецких водах лучшие миноносцы, которые… крайне необходимы для действия в других пунктах Черного моря». Англичанам было, кроме того, сообщено, что «главная масса контрабандных грузов идет на мелких судах в территориальных водах Румынии и затем в непосредственной близости к болгарскому и турецкому побережью

»[1142]. Еще более резко высказался на сей счет А. А. Эбергард, напомнивший союзникам об их собственных просчетах и в весьма энергичных выражениях показавший необоснованность их упреков[1143] (приложение 56).