Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

После смещения с должностей адмирала А. А. Эбергарда и его ближайших помощников[1173] в июле 1916 г. командование флота привнесло в организацию действий на неприятельских сообщениях значительные новации. Суть их со стояла в том, что в системе действий и мероприятий, направленных на нарушение морских перевозок противника, центральное место заняла постановка активных минных заграждений. Это произошло, по всей видимости, не без влияния положительного опыта минно-заградительных действий на Балтике, где новый командующий вице-адмирал А, В. Колчак занимал должности флаг-капитана по оперативной части и начальника минной дивизии. Географические особенности Черноморского театра, где морские силы противника базировались на Босфор и он же являлся узлом всех коммуникационных линий, превращали заграждение устья пролива минами в эффективную форму блокадных действий, обеспечивающую одновременное решение нескольких оперативных задач: нарушение морских перевозок противника и недопущение или, во всяком случае, ограничение выходов его надводных кораблей и подводных лодок в Черное море. Все это полностью отвечало требованиям, поставленным верховным командованием перед вице-адмиралом А. В. Колчаком при посещении им ставки по пути в Севастополь[1174], а затем в директиве начальника Морского штаба ВГК от 10 (23) августа 1916 г. (приложение 57).

Вопрос о заграждении Босфора минами изучался со времен Русско-турецкой войны 1877–1878 rr., и накануне мировой войны отечественными специалистами были разработаны специальные образцы мин, принцип действия которых основывался на использовании поверхностного течения из Черного моря в Мраморное[1175]. Однако массовое производство этого оружия налажено не было, и к июлю 1916 г. на складах Севастопольского порта имелось лишь четыре «плавающих» мины системы Е. В. Колбасьева обр. 1913 г. и 120 «дрейфующих» мин обр. 1914 г. Однако гидрологические условия позволяли использовать здесь и серийные якорные мины: 100-метровая изобата располагается в 15–20 милях от берега, 50-метровая — в 2–5 милях.

А. В. Колчак

До лета 1916 г. командование флота использовало минное оружие в районе Босфора в ограниченных масштабах, осуществляя «точечные» постановки компактных заграждений на выявленных или предполагаемых маршрутах развертывания неприятельских кораблей и судов: в 1914 и 1915 гг. в неприятельских водах (в том числе на подходах к анатолийским портам) было выставлено 1370 мин, что составило лишь 20 % от количества мин, поставленных в течение всей войны в активных заграждениях[1176] (приложение 40). Причины этого представляются очевидными. Прежде всего, в начале войны Штаб ВГК, преследуемый идеей об угрозе неприятельского десанта в районе Одессы

[1177], вынудил командование флота израсходовать практически весь минный запас в оборонительных целях. Однако, как явствует из содержания всеподданнейшего доклада о необходимости смены командования Черноморского флота от 26 июня (9 июля) 1916 r.[1178], это не помешало адмиралу А. И. Русину и его флаг-капитану кавторангу А. Д. Бубнову переложить ответственность за просчеты ставки на адмирала А. А. Эбергарда, который, как это ни абсурдно, был «обвинен» в исполнении директив своего непосредственного начальства[1179]

. Между тем значение активных минных заграждений недооценивалось не столько командованием Черноморского флота, сколько самой ставкой. Показательно, что за первую половину 1916 г. лишь в одном документе, направленном из Могилева в Севастополь, речь шла о минном оружии — имеется в виду запрос адмирала А. И. Русина от 25 марта (7 апреля) о предложениях по использованию плавающих мин[1180]. Важно иметь в виду и то обстоятельство, что в директивах ставки задача «минной блокады» Босфора флоту не ставилась. Поэтому вполне естественно, что из обещанных в начале 1915 г. 4500 мин флот получил только 900, а в августе — сентябре 1915 г. руководство морского ведомства нашло возможным даже уменьшить минный запас Черноморского флота, передав на Балтику 1047 мин[1181].