Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Как показывают результаты современных исследований, расхожее утверждение об однозначно ошибочном прогнозировании масштабов и продолжительности будущей войны[503] можно отнести к руководству морского ведомства только с некоторыми оговорками. Так, в «Памятной записке по поводу закона о флоте и судостроительной программы» (январь 1912 г.) начальник МГШ контр-адмирал светлейший князь А. А. Ливен формулировал тезис о том, что «предстоящее кровопролитие будет длительным и изматывающим. Победит тот, кто будет иметь глубокий тыл и значительные внутренние ресурсы»[504].

Однако это и другие подобные высказывания военных авторитетов, судя по содержанию планов применения вооруженных сил, погоды не делали, и в целом констатация недооценки влияния экономических факторов на ход и исход предстоящей войны вполне правомерна. В результате, как свидетельствует A. Д. Бубнов, «задача завладения Босфором для обеспечения наших морских сообщений через проливы (выделено мной. — Д. К.) ни правительством, ни Главным управлением Генерального штаба нашему Морскому ведомству ни в какой форме перед войной и не ставилась»[505]

. В самом же МГШ полагали возможным перевести вопрос о захвате Проливов в практическую плоскость в лучшем случае к 1918–1919 гг.[506].

Говоря о «босфорской проблеме», заметим и то, что отказ от проведения каких-либо заблаговременных (в мирное время) подготовительных мероприятий к десантной «экспедиции» привел к тому, что в ходе войны, когда идея проведения операции была вновь поставлена на повестку дня, многие проблемы организационного, технического и иного характера приняли весьма серьезный, а в некоторых случаях неразрешимый характер.

Впрочем, несмотря на то, что, по уместному замечанию М. П. Павловича (М. Вельтмана), «вопрос о великих мировых путях играл доминирующую роль в происхождении нынешней (Первой мировой. —

Д. К.) войны»[507], несколько пренебрежительное отношение к проблемам экономической борьбы имело место и в других государствах — будущих участниках Великой войны, за исключением, быть может, Великобритании.

Имея в виду зависимость Англии от перевозок морем (по обоснованной оценке британского историка, без заморских источников снабжения Великобритания «обрекалась на голод уже через три месяца

»[508]), британцы видели главную задачу своего флота в обороне океанских и морских коммуникаций. Учитывая превосходство своих морских сил над германскими, благоприятную географическую конфигурацию театра Северного моря и ряд других обстоятельств оперативно-стратегического и военно-технического характера, английское адмиралтейство предполагало оборонять свои сообщения, а попутно и пресекать морские перевозки противника путем дальней блокады побережья Германии. Именно борьбе на коммуникациях — главной с военно-экономической точки зрения функции — были подчинены все прочие задачи британского флота, в том числе уничтожение германских военно-морских сил. Планы применения английского флота базировались на постулатах стратегической концепции Дж. Корбетта, согласно которой для сокрушения неприятеля необходимо добиться господства над морскими сообщениями, при том что «непосредственное участие в открытых столкновениях с противником не является первостепенной задачей линейного флота»[509]. Несколько забегая вперед, заметим, что взгляды великобританского военно-морского руководства на задачи флота в начавшейся мировом конфликте нашли авторитетного апологета и в лице А. Т. Мэхэна. В единственной прижизненной публикации о Первой мировой войне отец-основатель теории «морской мощи» проницательно предвидел, что блокада «принесет прямое и постоянное давление средствами морской силы на повседневную жизнь Германии»[510].