Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Германское же военное руководство, которое, по выражению немецкого историка Г. Штайнхаузена, пребывало в «рабской зависимости» от стратегической концепции А. фон Шлиффена[511], уповало на успех блицкрига на сухом пути[512]

. Как показывают результаты современных германских исследований, уже в 1912 г. адмирал-штаб пришел к пониманию того, что англичане не планируют массированного вторжения в Гельголандскую бухту и ограничатся дальней блокадой германского побережья[513], что неизбежно придаст борьбе в Северном море затяжной характер. Однако немцы недооценили возможные последствия экономической блокады, вследствие чего не озаботились заблаговременным созданием долгосрочных стратегических резервов и не готовили свой флот к обороне сообщений ни в Атлантике, ни в Балтийском море. Не уделяло германское военно-морское командование сколь-нибудь серьезного внимания и подготовке своих сил к нарушению английских коммуникаций. «Совершенно невероятно, что мы сможем вести каперскую войну против Англии, пока английский военный флот не будет существенно ослаблен настоящим боем в открытом море», — писал авторитетный германский военно-морской эксперт Эрдман[514]

.

Немцы ограничились сосредоточением в Тихом океане крейсерской эскадры, которая, по справедливому замечанию М. Эпкенханса, «с началом войны оказалась в практически безнадежном положении»[515]. Очевидно, что самостоятельные действия крейсеров без разветвленной системы базирования при превосходстве противника не могли быть эффективными и продолжительными. Как справедливо замечает компетентный современник, «только через 2½ года после начала войны Германия выработала действительные способы ведения крейсерской войны и разработала ее планы, но «потеря времени смерти невозвратной подобна», и Германия дорогой ценой заплатила за ошибку своего Морского Штаба, забывшего об «Ахиллесовой пяте» Англии…

»[516].

1.3. ВОЕННО-МОРСКОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО РОССИИ С ФРАНЦИЕЙ И ВЕЛИКОБРИТАНИЕЙ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СОДЕРЖАНИЕ СТРАТЕГИЧЕСКОГО ПЛАНИРОВАНИЯ В РОССИЙСКОМ МОРСКОМ ВЕДОМСТВЕ В 1911–1914 ГГ

Основные направления деятельности МГШ в рамках осуществления контактов с союзной Францией и дружественной Англией определялись «Наказом Морскому генеральному штабу» (положение 4) и установившейся накануне Первой мировой войны практикой взаимодействия Морского министерства с внешнеполитическим ведомством.

Во-первых, генмор ориентировал во «флотских» вопросах высшее государственное руководство и Министерство иностранных дел, в функции которого входило конструирование внешнеполитических комбинаций, выгодных с точки зрения обеспечения военной безопасности империи.

Во многих случаях вершители российской политики прислушивались к резонам адмиралтейства. Так, есть основания полагать, что между неутешительными выводами из оценки обстановки на Балтийском театре в случае войны с Германией, которые МГШ заложил в «План операций морских сил Балтийского моря на случай европейской войны» (высочайше утвержден в июне 1912 г.), и указанием императора министру иностранных дел С. Д. Сазонову искать сближения с Англией по военно-морским вопросам (сентябрь того же года) существует прямая причинно-следственная связь.

Весьма показательно в этом отношении и заключение состоявшегося 13 (26) мая 1914 г. совещания под председательством МГШ вице-адмирала А. И. Русина (приложение 12), спустя десять дней одобренное императором. В документе аккумулировано видение генмором целей, задач и форм военно-морского сотрудничества с Великобританией, и, что особенно важно в контексте нашей темы, желательные для российского морского ведомства оперативно-стратегические результаты этого сотрудничества. Речь идет, прежде всего, о возможных корректурах плана применения Балтийского флота в связи с постановкой на повестку дня вопроса о морской десантной операции на побережье Померании, а также изучении возможности совместных активных действий в направлении проливов Босфор и Дарданеллы как «одной из возможных стратегических операций»[517].