Накануне Великой войны специалисты МГШ приняли самое деятельное участие в подготовке русско-английского морского соглашения. Еще в сентябре 1912 г. С. Д. Сазонов поднимал вопрос о «некоторой помощи со стороны британского флота
» во время своего визита в Великобританию (приложение 15), однако король Георг V и шеф форин-офис сэр Э. Грей не смогли «дать определенного ответа, а тем более взять на себя какие-либо обязательства в этом отношении». Лондон, впрочем, вполне допускал возможность оказания русским помощи «в пределах практической возможности», что, вероятно, выразилось бы в «отвлечении на себя германских сил в Немецком (Северном. — Д. К.) море»[528]. Мысль о вторжении английских морских сил в Балтийское море не нашла поддержки со стороны вершителей внешней политики Великобритании, поскольку королевский флот рисковал оказаться «в мышеловке» (выражение Э. Грея) ввиду «возможности Германии наложить руку на Данию и преградить выход через Бельт»[529].
Вполне осознавая, что «во всякой продолжительной и тяжелой борьбе
» успех будет сопутствовать стороне, «в руках которой находится господство над морями», российская дипломатия весной 1914 г. предприняла еще одну попытку искать сближения с англичанами «в форме более конкретной, чем неопределенное сознание общей с ней опасности»[530]. Этому, надо полагать, изрядно поспособствовало и начало реализации амбициозных кораблестроительных программ. В апреле 1914 г. Николай II в беседе с великобританским послом Дж. Бьюкененом не преминул напомнить, что к 1917 г. Россия будет располагать на Балтике восемью дредноутами[531], которые окажут помощь английскому флоту, так как немцы вынуждены будут выделить значительные силы для сдерживания русского Балтфлота[532].