Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

Кстати, в первые годы после войны с Японией многие чины Морского министерства, в отличие от дипломатов, традиционно причисляли Великобританию к вероятным противникам. В феврале 1906 г. вице-адмирал З. П. Рожественский настаивал на необходимости разработки «плана войны с Англией» как одного из вариантов плана применения Балтийского флота[533]. Даже в 1909 г., после заключения политического соглашения с Лондоном, МГШ предостерегал власть предержащие круги империи, что ощутимых военных преференций от сближения с «туманным Альбионом» Россия не получит: «Стратегия Англии как союзника глубоко эгоистична и ради политических устремлений она способна поступиться стратегическими принципами»[534]. Однако в последние предвоенные годы на фоне форсированной милитаризации Германии значительная часть российской военно-морской элиты если не отказалась от сакраментальной англофобии вовсе, то, во всяком случае, вполне допускала возможность стратегического взаимодействия с великобританским флотом, что, очевидно, было обусловлено осознанием общности военно-политических задач обеих империй[535]. Иллюстрация тому — выдержка из меморандума начальника МГШ вице-адмирала светлейшего князя А. А. Ливена «Политическое значение России перед войной» (1912 г): «Без нее

(Англии. — Д. К.) осуществление морской обороны было бы для нас предприятием безнадежным, но в расчете на согласованные с этой державой действия мы можем рассчитывать на постепенное улучшение нашего положения и в конце концов даже на полную безопасность»[536]. В датированной январем того же года «Памятной записке по поводу закона о флоте и судостроительной программы» А. А. Ливен писал: «На первом плане стоит борьба между Англией и Германией из-за обладания Немецким (Северным. — Д. К.

) морем. В случае осуществления немецких вожделений Россия будет окончательно отрезана от океана. Нам вследствие этого следует всячески поддерживать Англию в этой борьбе…»[537]. Впрочем, подобные метаморфозы во взглядах на Британию были вообще характерны для российского общества и, в частности, «политического класса». Как демонстрируют результаты новейших специальных исследований, «к весне 1912 г… все, за исключением крайне правых, были согласны с курсом на сближение с Францией и Англией»[538].

Э. Грей

В мае 1914 г. генмором с участием представителей Министерства иностранных дел была выработана инструкция морскому агенту в Лондоне флигель-адъютанту капитану 1 ранга Н. А. Волкову, которому предстояло вести переговоры с первым морским лордом адмиралом Луи Баттенбергом[539]. К середине июля проект соглашения был выработан, однако в силу целого ряда причин[540] завершить эту работу до начала мировой войны не удалось[541]

. Как писала берлинская газета «Миттаг» от 1 (14) августа 1914 г., «планы нашего противника не удались, ибо война началась преждевременно»[542].

В-четвертых, после подписания 3 (16) июля 1912 г. русско-французской морской конвенции[543] российский МГШ приступил к обмену информацией с французским морским генштабом. Результатом совещаний А. А. Ливена с его французским коллегой вице-адмиралом К. Обером стало взаимное признание необходимости заблаговременной подготовки к координации действий союзных флотов путем непосредственных сношений морских генеральных штабов, включая ежегодные встречи их начальников, систематический обмен сведениями и даже согласование оперативно-стратегических планов; механизм этих контактов регулировался специальным соглашением.

Принципиально важно, что на первых же совещаниях было оговорено «распределение ролей» между будущими союзниками. Французы не могли обещать содействия русскому флоту на Балтике, так как, по соглашению с Великобританией, Северное море входило в зону ответственности последней. К. Обер обещал помощь в Средиземноморье, взяв на себя обязательство воспрепятствовать прорыву в Черное море австро-венгерских и итальянских морских сил, «а в случае случайного пропуска неприятельского флота через Дарданеллы [французский флот] должен устремиться за ним и прорваться туда же»[544].