Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

В России еще несколько лет продолжали смотреть на Великобританию как на потенциального противника[556], однако антибританский компонент русско-французского альянса все более размывался по мере дипломатического сближения Парижа и Лондона. Поэтому, как удачно замечает современный исследователь, «с точки зрения совместного военно-морского планирования и эффективного взаимопонимания союз остался совершенно платоническим

»[557].

Крейсер «Аскольд»

Единственной совместной акцией российского и французского флотов, направленной на решение конкретной внешнеполитической задачи, стало посещение Персидского залива крейсерами «Аскольд» и «Фриан», состоявшееся в ноябре декабре 1902 г. по инициативе французского внешнеполитического ведомства. Согласно инструкции ГМШ командиру «Аскольда» капитану 1 ранга Н. К. Рейценштейну, цель похода состояла в том, чтобы «появлением русского флага в этих водах показать иностранным и местным властям, что мы считаем эти воды вполне доступными плаванию всех наций в противоположность стремлениям Великобританского правительства обратить Персидский залив в закрытое море, входящее в сферу его исключительных интересов»[558]

. Однако и на сей раз каждый из кораблей союзных держав действовал самостоятельно, одну из причин чего следует, очевидно, искать в отсутствии специальных сводов сигналов и иных документов, обеспечивающих весьма непростой процесс совместного плавания кораблей разной национальной принадлежности, не говоря уже об их боевом применении под единым командованием.

С подписанием же в 1912 г. морской конвенции ситуация, казалось бы, должна была измениться. В руководстве российского морского ведомства были склонны весьма оптимистично оценивать результаты обмена мнениями с французскими коллегами. Любопытно, что внимание светлейшего князя А. А. Ливена привлекла удивительная предупредительность французов и даже их готовность взять на себя некоторые обязательства, не требуя никаких, по существу, компенсаций от русских. Как нам представляется, уступчивость наших союзников имела политическую природу и была обусловлена стремлением Парижа укрепить военный союз с Россией всеми мерами, вплоть до некоторых авансов. Вероятно, именно поэтому в выработке проекта конвенции самое деятельное участие принял М. Палеолог, в то время занимавший пост политического директора французского министерства иностранных дел[559], а впоследствии ставший послом в России и далеко не последним лицом в петроградском политическом бомонде.

Отметим, что вице-адмирал А. А. Ливен придавал большое значение готовности французов облегчить Российскому флоту задачу завоевания и удержания господства на Черном море путем давления на флоты Австро-Венгрии и Италии. Тем не менее ни при подписании конвенции, ни при состоявшейся в мае 1913 г. встрече А. А. Ливена с новым начальником французского морского генштаба вице-адмиралом Ле Брисом никаких конкретных договоренностей о взаимодействии в районе Проливов, т. е. в вопросе, важнейшем с точки зрения российского стратегического планирования на «южном театре», оформлено не было[560]. Некоторый прогресс в этом смысле был достигнут в июне 1914 г., при посещении Франции новым начальником МГШ вице-адмиралом А. И. Русиным. Сменивший Ле Бриса вице-адмирал Рибо высказал готовность передислоцировать основные силы французского флота из Тулона в Бизерту. Не возражали французы и против базирования на этот порт и российского корабельного соединения — бригады линейных крейсеров Балтийского моря, призванной пресечь прорыв германской «Средиземноморской дивизии» в Дарданеллы[561].