Нарушение морских коммуникаций по опыту действий Российского флота в Первой мировой войне (1914-1917)

В зависимости от наряда привлекаемых сил штабом были разработаны два варианта плана операции: первый — с выводом линейных сил в южную часть моря, второй — с оставлением линкоров в Лапвике в полной готовности к выходу. Варианты различались лишь формулировками частных задач некоторым корабельным соединениям. Общие же задачи оставались неизменными: главная — «постановка минного заграждения у неприятельских берегов на путях передвижения военного флота противника», другие («дополнительные») — «истребление неприятельских коммерческих судов на путях сообщения Германии и Швеции и уничтожение наблюдательных постов на побережье противника»[656].

Предвосхищая возражения вышестоящих начальников по поводу чрезмерной рискованности таких действий, составители документа отмечали: «Тщательно и с большим запасом осторожности рассчитанная подобная операция оставляет лишь ту долю риска, без которой немыслимо ведение войны и которая не больше риска — потерять бесплодно суда в оперативном районе Оденсхольм — Нарген, пассивно выполняя Основной план операций». На постановку активных заграждений штаб флота полагал возможным выделить 2 тыс. мин из имевшихся в наличии 7 тыс.[657].

Однако ни К. П. Фан-дер-Флит, ни великий князь Николай Николаевич не сочли эти аргументы убедительными. Препровождая на усмотрение главковерха проект нового оперативного плана Н. О. фон Эссена, главком 6-й армии оценил его как «покуда преждевременный». Гипотетические результаты задуманных комфлотом активных действий главком нашел не настолько важными, чтобы ради их достижения рисковать безопасностью Финского залива и столицы. Впрочем, Константин Петрович не отвергал в принципе наступательного порыва командующего флотом и вполне отдавал себе отчет в его благотворном влиянии на «воодушевление

» личного состава и поддержание в нем «надежды на боевую деятельность». Однако переход Балтфлота к действиям наступательного характера главком считал возможным лишь при выполнении ряда условий: во-первых, вступление в строй всех четырех дредноутов (пока в расчетах штаба флота фигурировал только головной — «Севастополь»[658]); во-вторых, разгром англичанами германского Флота открытого моря или хотя бы начало активных действий британцев, гарантирующее от появления немецких линейных сил в Балтийском море; в-третьих, успешное развитие операций на германском фронте, делающее невозможной высадку неприятелем десанта «за отсутствием свободных войск»

[659].

Линейный корабль «Полтава»

Решение императора, неделю спустя доведенное ставкой до командования флота, было еще более недвусмысленным: «Балтийскому флоту действовать активно лишь по получении на то ЛИЧНОГО разрешения ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА и разрешения на допущение в бой бригады линейных кораблей типа «Севастополь». Расширение зоны операций в Финском заливе до меридиана Дагерорта со включением Моонзунда — разрешено»[660].

Беспрецедентный факт ограничения полномочий командующего флотом в применении основной части вверенных ему сил, причем ограничения, наложенного самим державным вождем, стал важной вехой в истории боевой деятельности Балтийского флота: «С этих пор… вводится инстанция для получения права пользоваться теми силами, на которых так рассчитывал Эссен»[661].

Ответ верховного командования почти совпал по времени с катастрофой крейсера «Паллада», который 28 сентября (11 октября) в устье Финского залива был торпедирован германской подводной лодкой «U26» (капитан-лейтенант барон Е. фон Беркхайм) и мгновенно погиб со всем экипажем (597 человек)[662]. Это событие, надо полагать, еще раз убедило вышестоящее начальство в том, что к западу от центральной позиции крупные корабли подвергаются неприемлемому риску и в действиях Балтфлота во главу угла должна быть поставлена осторожность.