Наш общий друг. Часть 1

— Толкуютъ люди, — заговорилъ опять Юджинъ, произнося слова немного въ носъ и откинувшись назадъ, съ сложенными на груди руками, съ закрытыми глазами и съ дымящейся сигарой во рту, — толкуютъ люди объ энергіи. Если есть въ словар подъ какой бы то ни было буквой отъ А до Z слово, которое я ненавижу всми силами души, такъ это слово — энергія. Это такое рутинное суевріе, такое попугайство! Ну что за чертовщина? Нужно, въ самомъ дл, мн выбжать изъ дому на улицу, схватить за горло перваго встрчнаго, по виду богатаго человка, и закричать: «Ступай сейчасъ же въ судъ, собака, и возьми меня своимъ адвокатомъ, не то — духъ вонъ!» А это-то и есть энергія.

— Совершенно согласенъ, Юджинъ. Но дай мн благопріятный случай, дай что-нибудь такое, что стоитъ приложенія энергіи, и тогда я покажу, что такое энергія.

— И я покажу, — сказалъ Юджинъ. Весьма вроятно, что десятокъ тысячъ молодыхъ людей въ черт лондонской городской почты говорили то же самое въ теченіе этого вечера.

Колеса катились; кебъ миновалъ Монументъ [2], миновалъ Тоуэръ, миновалъ Доки; прохалъ Ратклиффъ и Родерхитъ, прохалъ мста, гд всяческій мусоръ, накопленный человчествомъ, ждетъ, пока собственною своею тяжестью не рухнетъ съ берега и не исчезнетъ въ рк. Прохалъ кебъ между кораблями, будто выброшенными на берегъ, между домами, будто сползшими въ воду, то възжая въ ихъ ряды, то вызжая изъ нихъ; прохалъ между бушпритами, смотрящими въ окна и между окнами, смотрящими на суда, и наконецъ остановился у одного темнаго угла, подмытаго ркою. Тутъ мальчикъ слзъ съ козелъ и отворилъ дверцы кеба.

— Вамъ теперь нужно пройти немного пшкомъ, сэръ, — нсколько ярдовъ.

Мальчикъ проговорилъ это въ единственномъ числ, какъ бы намренно устраняя Юджина.

— Какое непроходимое захолустье! — говорилъ Мортимеръ, скользя по камнямъ и разнымъ отбросамъ на берегу и въ тоже время слдуя за мальчикомъ, огибавшимъ уголъ.

— Вотъ тутъ живетъ мой отецъ, сэръ, — вотъ, гд огонь свтится.

Низенькое строеніе это, повидимому, было прежде втряной мельницей. На немъ торчали полусгнившіе остатки башенки, на которой, вроятно, помщались мельничныя крылья; но все это было едва различимо въ темнот ночи. Мальчикъ приподнялъ щеколду у двери, и они тотчасъ же вступили въ низкую круглую комнату, гд передъ горящими угольями стоялъ человкъ, пристально смотрвшій въ огонь, и сидла двушка, занятая шитьемъ. Огонь горлъ въ заржавленной жаровн, не вдланной въ очагъ. Воткнутый въ горлышко глиняной бутылки ночникъ въ вид луковицы стоялъ на стол, пылая и пуская копоть во вс стороны. Въ одномъ углу стояла деревянная койка, а въ другомъ находилась лстница въ верхнюю комнату, до того крутая, что походила больше на приставную. Къ стн были прислонены три или четыре старыя весла; тутъ же стоялъ небольшой шкапъ съ самою грубою кухонною посудой. Потолокъ былъ нештукатуренный и служилъ поломъ для верхней комнаты. Доски въ немъ — старыя, суковатыя, растрескавшіяся и покривившіяся, — придавали комнат мрачный видъ. Повсюду — на потолк, по стнамъ и на полу — были замтны слды муки и суриковой краски, и все это, вмст съ сыростью, производило впечатлніе гнили.

— Отецъ! Джентльменъ пріхалъ.

Старикъ, стоявшій у жаровни, повернулъ всклокоченную голову и посмотрлъ, какъ хищная птица.

— Вы — Мортимеръ Ляйтвудъ, эсквайръ? Такъ, сэръ?

— Да, меня зовутъ Мортимеръ Ляйтвудъ. Здсь ли ваша находка? — спросилъ Мортимеръ, неохотно взглянувъ по направленію къ койк.

— Не то чтобы здсь, а недалеко отсюда. Я все длаю аккуратно: тотчасъ же далъ знать въ полицію, и она взяла къ себ. Я ни минуты не промшкалъ; а полиція уже объявила печатно, и вотъ что сказано въ печатномъ…

Онъ взялъ бутылку съ ночникомъ, и поднесъ ее къ приклеенной на стн бумаг съ полицейскимъ заголовкомъ: «найдено тло». Оба друга начали читать объявленіе, а Гафферъ, держа ночникъ, внимательно оглядывалъ обоихъ.

— Только бумаги несчастнаго человка. А, понимаю, — сказалъ Ляйтвудъ, отводя глаза отъ описанія найденнаго и смотря на нашедшаго.

— Только бумаги.

Тутъ двушка поднялась со своею работой и вышла за дверь.

— Денегъ не оказалось, кром трехъ пенсовъ въ жилетномъ карман.

— Три — пенсовыя — монеты, — проговорилъ Гафферъ Тексамъ съ разстановкой.

— Брючные карманы пусты и выворочены.

Гафферъ Тексамъ кивнулъ головой. — Это часто бываетъ. Быстрина ли воды тому причина, — не умю сказать. Вотъ посмотрите, — продолжалъ онъ, поднося ночникъ къ другому объявленію; — тутъ то же: «его карманы оказались пусты и выворочены». Вотъ и еще: «ея карманы оказались пусты и выворочены». То же самое и въ этомъ. То же и вонъ въ томъ. Я не умю читать, да и надобности въ этомъ не имю, но знаю вс эти объявленія по тому, какъ они висятъ по стн. Въ этомъ, напримръ, найденъ матросъ съ наколотыми на рук двумя якорями, флагомъ и буквами G. F. Т. Посмотрите, такъ ли?

— Такъ.

— А вотъ здсь объявленіе о молодой женщин въ срыхъ ботинкахъ, блье помчено крестикомъ. Взгляните, такъ ли?

— Такъ.