Прилавокъ и помщавшійся за нимъ буфетъ веселыхъ товарищей положительно радовали человческое сердце. Все заприлавочное пространство было не больше извозчичьей кареты, но ни одинъ здравомыслящій человкъ и не пожелалъ бы, чтобъ оно было больше. Его украшали пузатенькіе боченки, ликерныя бутылочки, расписанныя какими-то небывалыми виноградными гроздьями, лимоны въ сткахъ, бисквиты въ корзинкахъ, учтивые пивные краны, кланявшіеся передъ покупателемъ всякій разъ, когда изъ нихъ нацживалось пиво, круги сыровъ въ уютномъ уголк и, наконецъ, въ уголк, еще боле уютномъ, у камина, столикъ хозяйки, всегда накрытый чистой скатертью. Это убжище отдлялось отъ вншняго міра стекляннной перегородкой и маленькой дверкой съ придланной на верхушк доской, обитой свинцомъ, дабы вы могли поставить на нее свою рюмку или кружку. Но дверка ничуть не препятствовала видть все убранство за прилавкомъ изъ корридора, гд гости таверны, хоть ихъ и толкали поминутно вс проходившіе мимо, всегда, казалось, пили въ пріятномъ убжденіи, что они сидятъ за прилавкомъ.
Распивочная и гостиная Шести веселыхъ товарищей выходили окнами на рку. Он были украшены красными занавсками, состязавшимися цвтомъ съ носами постоянныхъ постителей заведенія, и въ изобиліи снабжены жестяными кружками фасона шляпъ гречневикомъ, сдланными такъ нарочно для того, чтобъ ихъ удобно было ставить во впадинки между горящими угольями, если бы вамъ вздумалось подогрть свой эль или прокипятить которое-нибудь изъ трехъ усладительнйшихъ въ мір питей, извстныхъ подъ названіями: парль, флеггъ и песій носъ. Первая изъ названныхъ смсей составляла спеціальность Товарищей и зазывала васъ въ таверну надписью надъ дверьми: «Ранняя продажа парля». Изъ этого, повидимому, слдовало заключить, что парль надо пить по утрамъ, хотя мы не беремся ршить, имются ли на то какія-либо особыя желудочныя причины, кром той, что ранняя птичка хватаетъ червячка, а ранній парль хватаетъ охотника выпить.
Засимъ остается только прибавить, что въ ручк утюга, насупротивъ прилавка, была еще одна, небольшая комната, похожая на трехугольную шляпу, — комната, въ которую никогда не проникалъ ни одинъ лучъ солнца, мсяца и звздъ, но которая, будучи всегда освщена газомъ, суеврно считалась святилищемъ, исполненнымъ комфорта и покоя, почему на двери ея и было намалевано привлекательное слово: «Уютъ».
Миссъ Поттерсонъ, единственная владлица и хозяйка Товарищей, царствовала на своемъ трон, за прилавкомъ, такъ самовластно, что только человкъ, допившійся до блой горячки, могъ бы ршиться завязать съ нею спорь. Она была извстна подъ именемъ миссъ Аббе, и многія изъ прирчныхъ забубенныхъ головъ, которыя (какъ и вода въ рк) вообще не отличались ясностью, питали смутную увренность, что миссъ Аббе, за ея величественный видъ и непоколебимую твердость характера, прозвали такъ въ честь Вестминстерскаго Аббатства или по какому-то родству ея съ нимъ. Но имя Аббе было не что иное, какъ сокращенное Абигаль, каковымъ именемъ миссъ Поттерсонъ была окрещена въ Лайтгаусской церкви лтъ шестьдесятъ съ хвостикомъ тому назадъ.
— Итакъ, не забывайте, Райдергудъ, — сказала миссъ Поттерсонъ, знаменательно опершись указательнымъ пальцемъ о дверку прилавка, — не забывайте, что Товарищи не желаютъ видть васъ у себя. Но даже если бъ здсь вамъ были рады, вы и тогда не получите сегодня отъ меня ни одной капли посл того, какъ допьете вашу кружку пива. А потому наслаждайтесь подольше.
— Но послушайте, миссъ Поттерсонъ, — раздалось смиренно въ отвтъ, — если я буду вести себя хорошо, вы не можете отказать мн въ продаж.
— Не могу? — повторила миссъ Аббе, возвышая голосъ.
— Не можете, миссъ, потому, видите, что законъ…
— Здсь я — законъ, мой милый, — возразила Аббе, — и я не замедлю убдить васъ въ этомъ, коли вы не врите.
— Я не говорилъ, что не врю, миссъ.
— Тмъ лучше для васъ.
Самодержавная Аббе бросила полпенни этого покупателя въ денежный ящикъ и, опустившись на стулъ передъ каминомъ, принялась за газету, которую читала передъ тмъ. Миссъ Аббе была высокая, прямая, красивая женщина, хотя и съ слишкомъ строгимъ выраженіемъ лица. Она походила боле на содержательницу школы, чмъ на содержательницу таверны Веселыхъ товарищей. Человкъ, стоявшій передъ ней по другую сторону дверки, принадлежалъ къ разряду тхъ людей, что промышляли по рк. Скосивъ глаза на хозяйку, онъ смотрлъ на нее, какъ провинившійся школьникъ:
— Вы ужъ очень немилостивы ко мн, миссъ Поттерсонъ.
Миссъ Поттерсонъ продолжала читать, нахмуривъ брови, и не обращала вниманія на говорившаго, пока онъ не шепнулъ ей:
— Миссъ Поттерсонъ! Сударыня! Одно словечко!
Удостоивъ искоса взглянуть на просителя, миссъ Поттерсонъ увидла, что онъ стоитъ противъ нея, нагнувъ голову, въ такой поз, какъ будто проситъ позволенія перепрыгнуть стремглавъ черезъ дверку и стать потомъ на ноги за прилавкомъ.
— Ну? — произнесла миссъ Поттерсонъ, столько же коротко, сколько сама она была длинна. — Такъ говорите же ваше словечко! Давайте его сюда!
— Миссъ Поттерсонъ! Сударыня! Извините за смлость: вы поведенія моего, что ли, не одобряете?