Наш общий друг. Часть 1

Что ея отца подозрваютъ безосновательно, въ этомъ она была уврена. Уврена! Уврена! Но какъ ни твердила она мысленно это слово, все-таки слдомъ за нимъ каждый разъ у нея являлась попытка обсудить и доказать себ, что она дйствительно уврена, и всякій разъ эта попытка не приводила ни къ чему. Райдергудъ совершилъ злодяніе и припуталъ къ нему ея отца. Райдергудъ не совершалъ злодянія, но ршился изъ ненависти обратить противъ ея отца нкоторыя улики, истолковывая ихъ по своему. И какъ ни ставила она вопросъ, за нимъ все съ тою же быстротою во всякомъ случа являлась страшная возможность, что отца ея, хотя бы и невиннаго, обвинятъ. Она слыхала, что люди подвергались смертной казни за душегубство, къ которому, какъ оказывалось потомъ, они были непричастны. И вдь эти несчастные даже не находились, быть можетъ, въ такомъ опасномъ положеніи, въ какомъ былъ ея отецъ, благодаря ненависти къ нему Райдергуда. Она уже давно замчала, что люди стали чуждаться ея отца, шептались при его появленіи, избгали его. Все это началось съ той злополучной ночи. И какъ эта большая черная рка съ своими опустлыми берегами пропадала изъ глазъ ея во мрак, такъ, стоя на берегу, она была не въ состояніи проникнуть взоромъ въ зіяющую, мрачную бездну жизни, заподозрнной и покинутой всми, и добрыми и злыми, но знала, что жизнь эта стелется передъ нею, — стелется вплоть до великаго океана — смерти.

Одно только было ясно для двушки. Привыкнувъ сызмала, не раздумывая, сейчасъ же длать то, что было нужно въ данный моментъ, — защититься ли отъ дождя, укрыться ли отъ холода, подавить ли голодъ и многое другое, — она вдругъ оторвалась отъ своихъ размышленій и побжала домой.

Въ комнат было тихо; на стол горлъ ночникъ. Въ углу, на койк, лежалъ ея спящій братъ. Она тихонько наклонилась надъ нимъ, поцловала его и подошла къ столу.

«Судя мо тому, какъ миссъ Аббе обыкновенно запираетъ таверну, и по теченію въ рк, теперь должно быть около часу. Приливъ начался. Отецъ въ Чизик; онъ не вернется до отлива. Отливъ начнется въ половин пятаго. Я разбужу Чарли въ шесть. Я слышу, какъ часы пробьютъ на колокольн. Сяду тутъ и буду ждать».

Она осторожно придвинула стулъ къ огоньку, сла и плотне завернулась въ шаль.

«Чарлиной впадинки между угольями теперь уже нтъ. Бдный Чарли!»

На колокольн пробило два, пробило три, пробило четыре, а она все сидитъ со своей думой и съ терпніемъ женщины. Когда въ пятомъ часу начало разсвтать, она сняла башмаки (чтобы, проходя по комнат, не разбудить брата), слегка поправила уголья на очаг, поставила на нихъ котелокъ, чтобы вскипятить воду, и накрыла столъ къ завтраку. Потомъ взошла вверхъ по лстниц съ ночникомъ въ рук, скоро снова сошла внизъ и, тихонько двигаясь по комнат, принялась готовить какой-то узелокъ. Потомъ достала изъ кармана, изъ подъ наличника камина, изъ подъ опрокинутой миски на верхней полк вс свои полупенсы, сикспенсы и шиллинги (которыхъ было очень немного), и стала внимательно, стараясь не шумть, пересчитывать ихъ и откладывать кучками въ сторону. Поглощенная этимъ занятіемъ, она вздрогнула отъ неожиданно раздавшагося голоса.

— Каково! — вскрикнулъ ея братъ, приподымаясь на постели.

— Охъ, Чарли! Ты меня заставилъ вскочить отъ испуга!

— Нтъ, это ты меня заставила вскочить. Когда я открылъ глаза и увидлъ тебя, я подумалъ, ужъ не привидніе ли это, какъ въ сказк о скупой двушк,- помнишь? Оно являлось всегда въ глухую полночь.

— Теперь не полночь, Чарли. Скоро шесть часовъ.

— Неужели? Зачмъ же ты встала, Лиззи?

— Я все гадаю о твоемъ будущемъ, Чарли, о томъ, будешь ли ты богатъ.

— Невелико мое богатство, если все оно тутъ, — сказалъ мальчикъ. — Для чего ты отложила эту кучку денегъ?

— Для тебя, Чарли.

— Что такое?

— Вставай съ постели. Умойся и однься, а потомъ я теб скажу.

Ея спокойный видъ и тихій, внятный голосъ всегда дйствовали на него. Голова его скоро окунулась въ тазъ съ водой, скоро поднялась снова и глянула на нее сквозь бурю фырканья и обтиранья.

— Я никогда, — заговорилъ онъ, утираясь полотенцемъ съ такимъ неистовствомъ, точно онъ былъ злйшимъ себ врагомъ, — я никогда не видывалъ такой чудачки. Въ чемъ же дло, Лиззи?

— Ты готовъ, Чарли?

— Наливай, пожалуйста… А это еще что? Что означаетъ этотъ узелокъ?

— Да, это узелокъ, Чарли.

— Неужто и это для меня?

— Для тебя, не шутя говорю.

Съ лицомъ боле серьезнымъ, съ движеніями боле сдержанными, чмъ обыкновенно, мальчикъ одлся, подошелъ къ столу и слъ, устремивъ изумленные глаза на лицо сестры.

— Вотъ видишь ли, Чарли, дружокъ, я узнала наврное, что пришло теб время уходить отъ насъ. Ты будешь гораздо счастливе, чмъ теперь, ты устроишься гораздо лучше, и не дале, какъ въ будущемъ мсяц, даже не дале будущей недли.

— Да какъ ты можешь это знать?

— Какъ знаю, — этого не сумю сказать, но знаю, Чарли, знаю.

Хотя ни въ ея голос, ни въ выраженіи ея лица не произошло никакой перемны, она тмъ не мене едва ршалась смотрть на брата. Опустивъ глаза, она рзала хлбъ, намазывала масло, разливала чай и вообще занималась разными мелкими длами.