Наш общий друг. Часть 1

Сайлесъ Веггъ, совершая походъ въ Римскую имперію, пробирается къ ней черезъ Клеркенвелль. Время вечернее, непозднее; погода сырая и холодная. Мистеръ Веггъ теперь иметъ досугъ уклониться немного отъ кратчайшей дороги, потому что онъ убираетъ свою ширмочку ране обыкновеннаго съ тхъ поръ, какъ къ ней присоединился у него новый источникъ дохода. Уклоняется онъ отъ кратчайшей дороги еще и потому, что считаетъ не лишнимъ, чтобы въ павильон поджидали его съ нкоторымъ нетерпніемъ. «Чмъ дольше будетъ Боффинъ ждать меня, тмъ лучше будетъ слушать», говоритъ мистеръ Веггъ, постукивая по тротуару своей деревяшкой и лукаво прищуривая сначала правый, а потомъ лвый глазъ (что, въ скобкахъ сказать, было совершенно излишне, ибо природа и безъ того порядкомъ стянула ему вки).

«Если дла мои съ нимъ пойдутъ, какъ я разсчитываю», продолжаетъ, ковыляя, свои размышленія Сайлесъ, «мн невозможно будетъ оставить ее тамъ. Это было бы просто неприлично». Одушевляемый этою мыслью, онъ ковыляетъ проворне и смотритъ далеко впередъ, какъ человкъ, которому въ душу запалъ честолюбивый замыселъ.

Зная, что по сосдству съ церковью въ Клеркенвелл проживаютъ мастера ювелирнаго цеха, мистеръ Веггъ питаетъ особенное уваженіе къ этимъ краямъ. Но чувства мистера Вегга, въ смысл строгой нравственности, хромаютъ точно такъ же, какъ хромаетъ онъ самъ: они рождаютъ въ немъ мысль о шапк-невидимк, въ которой можно было бы безопасно улизнуть съ драгоцнными каменьями и золотыми вещами, и не заключаютъ ни малйшаго состраданія къ тмъ, кто ихъ утратитъ.

Мистеръ Веггъ, однакоже, направляется не къ мастерскимъ, гд искусные мастера обдлываютъ жемчугъ и алмазы, куютъ золото и серебро и до того обогащаютъ этою работою свои руки, что даже вода, въ которой они моютъ ихъ, покупается рафинировщиками, осаждающими изъ нея драгоцнные металлы. Онъ ковыляетъ не къ этимъ мастерскимъ, а къ лавкамъ боле скромнымъ, гд продаются въ розницу всякія явства и питія, одежда, рамы для картинъ, и прочая и прочая, къ лавкамъ цирюльниковъ, ветошниковъ, торговцевъ собаками и пвчими птицами. Изъ этихъ лавокъ, ютящихся въ узенькой и грязной улиц, посвященной такого рода торговл, онъ избираетъ одну, съ запыленнымъ окномъ, на которомъ тускло горитъ сальная свча, окруженная цлымъ полчищемъ какихъ-то странныхъ предметовъ, похожихъ на кусочки кожи, и между которыми нельзя ничего ясно разсмотрть, кром самой свчи въ старомъ жестяномъ подсвчник и двухъ высушенныхъ лягушекъ, фехтующихъ на коротенькихъ шпагахъ. Мистеръ Веггъ, ковыляя все съ возрастающею бодростью, подходитъ къ темному, засаленному входу, отворяетъ неподатливую, темную, одностворчатую дверь, открывающуюся внутрь, и вслдъ за нею вступаетъ въ маленькую, темную, грязную лавченку. Въ ней такъ темно, что ничего нельзя разобрать, кром другой сальной свчи въ другомъ старомъ жестяномъ подсвчник, стоящей у самаго лица человка, который сидитъ на стул, низко сгорбившись надъ прилавкомъ.

Мистеръ Веггъ киваетъ этому лицу и говоритъ: — Добрый вечеръ.

Лицо приподымается и взглядываетъ на него, — лицо желтое, съ слабыми глазами, прикрытое спутанной копной рыжихъ и пыльныхъ волосъ. Обладатель этого лица сидитъ безъ галстуха. Онъ даже разстегнулъ отложной воротникъ своей рубашки, чтобы работать съ большимъ удобствомъ. По этой же причин на немъ нтъ сюртука; на плечахъ только свободный жилетъ, прикрывающій блье. Глаза его походятъ на утомленные глаза гравера, но онъ не граверъ; выраженіе лица и сгорбленная поза напоминаютъ сапожника, но онъ не сапожникъ.

— Добрый вечеръ, мистеръ Винасъ. Узнаете меня?

Мистеръ Винасъ встаетъ съ постепенно разсвтающимъ проблескомъ какого-то воспоминанія на лиц, приподнимаетъ свчу надъ прилавкомъ, потомъ опускаетъ ее внизъ, къ ногамъ мистера Вегга — природной и искусственной.

— Какъ не узнать! — говоритъ онъ. — Какъ поживаете?

— Я — Веггъ, — объясняетъ этотъ джентльменъ.

— Помню, помню, — говоритъ мистеръ Винасъ. — Ампутація въ больниц?

— Точно такъ, — отвчаетъ мистеръ Веггъ.

— Помню, помню, — повторяетъ мистеръ Винасъ. — Какъ поживаете? Садитесь-ка къ камину да погрйте вашу… внизу-то, другую-то.

Маленькій прилавокъ до того коротокъ, что каминъ, которому слдовало бы помшаться за прилавкомъ, если бы послдній былъ подлинне, представляется вполн доступнымъ, и потому мистеръ Веггъ садится на ящикъ передъ самымъ огнемъ и начинаетъ вдыхать теплый и пріятный запахъ. Но не запахъ лавки. «Запахъ лавки», говоритъ про себя мистеръ Веггъ, раза два-три втянувъ въ себя носомъ воздухъ, чтобы лучше удостовриться, «запахъ лавки отзывается и сыростью, и гнилью, и кожей, и перьями, и погребомъ, и клеемъ, и клейстеромъ, и еще, можетъ быть» — тутъ онъ втягиваетъ воздухъ еще разъ — «старыми кузнечными мхами».

— Чай готовъ, мистеръ Веггъ, и тартинки поджарены. Не угодно ли покушать?