— Главная выгода этого наслдства та, что оно не требуетъ никакихъ хлопотъ, — продолжалъ мистеръ Ляйтвудъ. — Нтъ ни земель — значитъ не нужно хозяйничать, — ни ренты — не нужно платить подоходный налогъ въ неурожайные годы (а это слишкомъ дорогой способъ попасть въ газеты); нтъ ни избирателей, съ которыми каши не сваришь, ни маклеровъ, снимающихъ сливки къ молока прежде, чмъ оно появилось на столъ. Вы можете все свое имущество хоть завтра положить въ сундукъ и отправиться съ нимъ — куда бы сказать? — ну, хоть въ Скалистыя горы. Такъ какъ всякій человкъ находится, повидимому, подъ неотразимыми чарами, которыя заставятъ его рано или поздно упомянуть въ развязно-фамильярномъ тон для всеобщаго свднія о Скалистыхъ горахъ, то я надюсь, вы меня извините, что я позволилъ себ отправить васъ въ это необъятное географическое общее мсто, — заключилъ съ безпечной улыбкой мистеръ Ляйтвудъ.
Совершенно не понявъ послдняго заключенія, мистеръ Боффимъ бросилъ безпокойный взглядъ сперва на потолокъ, а потомъ на коверъ.
— Я, право, не знаю, что сказать вамъ о моемъ имуществ,- проговорилъ онъ наконецъ. — Мн и безъ него было хорошо. Ужъ очень велико оно, — заботъ много.
— Любезнйшій мистеръ Боффинъ, въ такомъ случа не заботьтесь о немъ.
— То есть какъ? — спросилъ этотъ джентльменъ.
— Говоря на этотъ разъ съ невмняемымъ легкомысліемъ частнаго человка, а не съ серьезной дловитостью вашего ходатая по дламъ, — отвтилъ Ляйтвудъ, — я могу вамъ сказать, что если васъ заботитъ слишкомъ крупный капиталъ, то вы имете гавань утшенія, вполн для васъ открытую, гд онъ можетъ быть легко уменьшенъ. Если же вы опасаетесь сопряженныхъ съ этимъ хлопотъ, то предъ вами имется другая гавань утшенія, гд найдется довольно людей, которые избавятъ васъ отъ хлопотъ.
— Такъ. Но и васъ все-таки несовсмъ понимаю, — отозвался съ недоумніемъ мистеръ Боффинъ. — Меня не вполн… не вполн удовлетворяетъ то, что вы говорите.
— А разв есть на свт вещь, которая могла бы вполн насъ удовлетворить? — спросилъ мистеръ Ляйтвудъ, приподнимая брови.
— Мн кажется, есть, — отвтилъ мистеръ Боффинъ съ задумчивымъ лицомъ. — Когда я жилъ приказчикомъ въ Павильон (въ т времена, когда онъ еще не назывался Павильономъ), я считалъ свою работу вполн удовлетворительной для меня. Старикъ Гармонъ былъ настоящій басурманъ (не тмъ будь помянуть), но зато дло у него было такое, что съ удовольствіемъ, бывало, присматриваешь за нимъ съ ранняго утра до поздняго вечера… Право, можно почти пожалть, — продолжалъ мистеръ Боффинъ, потирая ухо въ своемъ затрудненіи, — можно почти пожалть, что онъ нажилъ столько денегъ… Лучше бы было для него самого, если бъ онъ не такъ много думалъ о деньгахъ. Врите ли, — добавилъ добрякъ, внезапно длая открытіе и оживляясь, — врите ли, — онъ самъ находилъ, что капиталъ черезъ-чуръ великъ и требуетъ много заботъ.
Мистеръ Ляйтвудъ учтиво кашлянулъ въ отвтъ, но не поврилъ.
— Впрочемъ насчетъ этой самой удовлетворительности вы, пожалуй, и правы, — продолжалъ мистеръ Боффинъ. — Если мы помилуй насъ Богъ! — начнемъ разбирать вопросъ по частямъ, то гд же оно — это удовлетвореніе — хотя бы въ этихъ самыхъ деньгахъ? Когда старикъ оставилъ ихъ наконецъ бдному мальчику, он не пошли ему въ прокъ: его извели въ тотъ самый моментъ, когда онъ подносилъ къ губамъ чашку съ блюдечкомъ… Мистеръ Ляйтвудъ, вотъ что еще я вамъ доложу: за этого бднаго мальчика и я, и мистрисъ Боффинъ сражались съ отцомъ его несчетное число разъ, такъ что онъ ругалъ насъ всми словами, какія только подвертывались ему на языкъ. Одинъ разъ, когда мистрисъ Боффинъ стала говорить ему о родительскихъ чувствахъ, онъ даже сорвалъ съ нея шляпку (она всегда, бывало, носила черную соломенную и надвала ее для удобства на самую маковку) и такъ ее швырнулъ, что она закружилась черезъ весь дворъ. А въ другой разъ, когда онъ сдлалъ то же самое, но уже такъ грубо, что это было въ нкоторомъ род личнымъ оскорбленіемъ, я самъ хотлъ хватить его въ ухо, но мистрисъ Боффинъ кинулась между нами, и ударъ пришелся въ самый високъ. Онъ сшибъ ее съ ногъ, мистеръ Ляйтвудъ, — сшибъ ее съ ногъ.
— Это длаетъ честь какъ сердцу, такъ и голов мистрисъ Боффинъ, — замтилъ мистеръ Ляйтвудъ.
— Вы понимаете, — продолжалъ мистеръ Боффинъ, — я говорю все это только, чтобы показать вамъ, что мы съ мистрисъ Боффинъ всегда были по христіанскому чувству защитниками этихъ дтей. Мы съ мистрисъ Боффинъ защищали двочку. Мы съ мистрисъ Боффинъ защищали мальчика. Мы съ мистрисъ Боффинъ сражались за нихъ со старикомъ и каждую минуту ожидали, что онъ насъ выгонитъ за наше усердіе. Быть можетъ, мистрисъ Боффинъ теперь, сдлавшись модницей, не пожелаетъ поминать объ этой исторіи, — прибавилъ, понижая голосъ, почтенный джентльменъ, — но одинъ разъ врьте-не-врьте — при мн назвала его бездушнымъ она — скотомъ.
— Мм… да, отважный духъ саксонскій… предки мистрисъ Боффинъ — стрлки… Азинкуръ и Креси, — пробормоталъ мистеръ Ляйтвудъ.