Наш общий друг. Часть 2

На глупенькихъ маленькихъ глазкахъ папа выступили слезы, но она осушила ихъ поцлуемъ (хотя у нея самой глаза блеснули слезами), и онъ проворно пошелъ отъ нея. Черезъ полчаса онъ воротился, до того преобразившійся, что Белла въ восторг обошла вокругъ него разъ двадцать, прежде чмъ взяла его подъ руку, и радостно прижала къ себ.

— Ну, папа, — проговорила она, притягивая его къ себ какъ можно ближе, — ведите прелестнйшую женщину куда-нибудь обдать.

— Куда же мы отправимся, душа моя?

— Въ Гринвичъ! — отважно объявила Белла. — Да смотрите, угостите тамъ прелестную женщину всмъ самымъ лучшимъ.

Когда они шли къ пароходу, Р. Вильферъ робко спросилъ:

— А что, моя милая, не желала ли бы ты, чтобы твоя мать была съ нами.

— Не желала бы, папа; мн хочется сегодня, чтобъ вы одинъ были со мной. Я всегда была вашей любимицей, а вы — моимъ любимцемъ изо всей семьи. Мы часто и прежде убгали изъ дому вдвоемъ. Разв не убгали, папа?

— Ахъ, правда, правда, убгали! Чаще всего по воскресеньямъ, когда мать твоя бывала иной разъ наклонна… гмъ… бывала несовсмъ любезна, — отвчалъ херувимчикъ, повторяя свое прежнее деликатное выраженіе, передъ которымъ онъ, замявшись, немного откашлялся.

— Да. Но я боюсь, что я рдко или, врне, никогда не была съ вами такъ кротка, какъ бы слдовало. Я заставляла васъ носить меня на рукахъ, когда по настоящему мн надо бы было бгать самой. Я часто заставляла васъ играть со мной въ лошадки, когда вамъ хотлось посидть и почитать газету. Не заставляла — скажите?

— Изрдка, изрдка. Но Господи! что задитя ты была! Какая подруга для меня!

— Подруга? Вотъ именно подругой я и хочу быть вамъ сегодня, папа.

— Ты вполн въ этомъ успешь, дружокъ. Твои братья и сестры вс въ свое время были мн товарищами до извстной степени… только до извстной степени. Мать твоя за всю нашу совмстную жизнь была такою подругой, на которую любой мужъ могъ бы смотрть съ восхищеніемъ… и… изреченія которой могъ бы хранить въ памяти, какъ святыню, и… и… которую могъ бы взять для сравненія, если бы… если бы…

— Если бы ему нравился образецъ? — подсказала Белла.

— По… пожалуй — да-а, — проговорилъ онъ, задумываясь, но, будучи несовсмъ доволенъ фразой, прибавилъ: — или, можетъ быть, сказалъ бы я: если бъ у него было такое желаніе. Предположимъ для примра, что человкъ любилъ бы быть всегда на ходу: онъ нашелъ бы въ твоей матери неоцненную подругу. Но если бъ онъ любилъ иногда пройтись потихоньку, а иногда пробжаться рысцой, онъ встрчалъ бы тутъ въ твоей матери нкоторое… нкоторое препятствіе, если можно такъ выразиться: она… гм… не выравнивалась бы съ нимъ. Или попробуемъ объяснить это другими словами, — продолжалъ онъ посл минутнаго размышленія. — Предположимъ, что человку привелось бы жить — не скажемъ съ подругой, а подъ музыку. Прекрасно. Предположимъ теперь, что музыка, выпавшая ему на долю, была бы музыка похороннаго марша изъ «Саула». Хорошо. Конечно, это была бы весьма подходящая музыка для многихъ случаевъ жизни, такая, что лучше и желать нельзя, но она никакъ не могла бы аккомпанировать повседневному домашнему обиходу. Представь себ, напримръ, что человкъ, посл дневной работы, за ужинъ услся подъ музыку похороннаго марша изъ «Саула». Мн кажется, что пища… гм… легла бы немного тяжело ему на желудокъ. Или ему, положимъ, вздумалось такъ, ради разнообразія затянуть веселую псенку или поплясать, и, мн кажется, если бъ онъ былъ принужденъ сдлать это подъ музыку похороннаго марша изъ «Саула», ему, пожалуй, и не удалось бы осуществить своихъ веселыхъ замысловъ.

«Бдный папа!», думала Белла, прижимая къ себ его руку.

— О теб же, моя милая, я всегда скажу, — продолжалъ херувимчикъ кротко и безъ малйшихъ признаковъ ропота на судьбу, — всегда скажу, что ты умешь приспособляться, умешь.

— Нтъ, серьезно, папа, я боюсь, что я часто проявляла свой скверный характеръ. Я была капризна и взыскательна. Прежде я объ этомъ рдко думала, почти никогда, и вотъ только теперь, когда я сидла въ карет и смотрла на васъ, какъ вы шли, я упрекнула себя.

— Напрасно, голубушка. Не говори пустяковъ.

О, какъ счастливъ и какъ болтливъ былъ папа въ этотъ день въ своемъ щегольскомъ новенькомъ костюм! Это быль, можетъ быть, во всхъ отношеніяхъ самый счастливый день, какой онъ когда либо зналъ въ своей жизни, не исключая даже того, въ который его героическая подруга подплыла къ брачному алтарю подъ музыку похороннаго марша изъ «Саула».