Наш общий друг. Часть 2

— Ея сердце боготворитъ его всею своею любовью, всею своей правдой. Съ нимъ она готова умереть… или лучше — за него. Она знаетъ, что у него есть недостатки, но думаетъ, что они развились отъ одиночества, оттого, что у него не было близкаго человка, не было никого для души. И она — эта богатая и знатная красавица, до которой мн такъ далеко, — говоритъ: «Только возьми меня, пополни мною эту пустоту, посмотри, какъ я мало думаю о себ, испытай, что я могу для тебя сдлать и вынести за тебя, и ты увидишь, что ты станешь лучше благодаря мн, хотя я неизмримо хуже тебя, хотя въ сравненіи съ тобой я — ничтожество».

Лицо, глядвшее въ огонь, въ экстаз этихъ словъ казалось отршеннымъ отъ міра. Дженни откинула незанятой рукой свтлые волосы и посмотрла на это лицо долгимъ, внимательнымъ взглядомъ съ чмъ-то похожимъ на испугъ. Когда Лиззи замолчала, двочка опять опустила головку къ ней на грудь и простонала: «О, Боже мой, Боже мой, Боже!»

— Что съ тобой, моя Дженни? — спросила Лиззи, точно пробуждаясь отъ сна. — У тебя болитъ что-нибудь?

— Да, но это не старая боль. Уложи меня, уложи меня! Не отходи отъ меня въ эту ночь! Запри дверь и побудь со мной!

Потомъ, отвернувшись, она прошептала:

— Ахъ, моя Лиззи, бдная ты моя! О вы, блаженные! Придите съ неба, придите, какъ приходите ко мн, свтлыми рядами! Придите для нея — не для меня! Ей поддержка нужне, чмъ мн.

Она подняла руки и, снова обернувшись къ Лиззи, обвилась вокругъ ея шеи и припала къ ней на грудь.

XII

Еще хищныя птицы

Рогъ Райдергудъ жилъ въ самыхъ ндрахъ Лощины Известковаго Амбара, между корабельными плотниками, оснастчиками, изготовлявшими мачты, весла, блоки и паруса, жилъ точно въ корабельномъ трюм, набитомъ людьми водяного промысла, изъ коихъ нкоторые были не лучше его самого, многіе гораздо лучше, но хуже — никто. Лощина была не очень разборчива въ выбор товарищества, но даже Лощина не слишкомъ добивалась чести знакомства съ Рогомъ. Случалось даже, что она безцеремонно поворачивала ему спину, и во всякомъ случа это она длала чаще, чмъ подавала ему руку для привтствія, и рдко, врне — никогда не пила съ нимъ иначе, какъ на его собственный счетъ. Бывало даже, что и этотъ сильный рычагъ не могъ подвинуть Лощину — по крайней мр нкоторыхъ ея обитателей — на близость съ завдомымъ доносчикомъ, — настолько-то у нихъ хватало личной доблести и духа общественности. Впрочемъ, эта похвальная добродтель имла маленькій изъянъ, заключавшійся въ томъ, что въ глазахъ носителей ея всякій дававшій показанія на суд — будь онъ лжесвидтель или говори святую правду, — былъ одинаково плохимъ сосдомъ и подлецомъ.

Не будь у мистера Райдергуда дочери, которую онъ такъ часто поминалъ въ разговорахъ, Лощина была бы для него настоящей могилой по части добыванія средствъ. Но миссъ Плезантъ Райдергудъ имла въ Лощин нкоторое положеніе и связи. Хоть и въ скромнйшей изъ скромнйшихъ степепеней, но все-таки она была ростовщица — конечно, безъ дозволенія закона она держала, что называется въ народ, закладную лавку и давала взаймы небольшія суммы подъ небольшіе заклады въ вид обезпеченія. Имя всего двадцать четыре года отъ роду, миссъ Плезантъ была пятидесятилтней старухой по своей опытности въ этомъ дл. Дло было начато еще ея покойной матерью, по смерти которой она получила въ полную собственность маленькій капиталецъ въ пятнадцать съ чмъ-то шиллинговъ, чтобы имть возможность самостоятельно продолжать торговлю. Сообщеніе о существованіи зашитаго въ подушку вышереченнаго капитальца было послднимъ, внятно произнесеннымъ, конфиденціальнымъ сообщеніемъ покойницы, прежде чмъ она изнемогла подъ бременемъ водянки, развившейся отъ нюхательнаго табаку и отъ джина, въ равной мр несовмстимыхъ съ здоровьемъ.

Почему миссъ Райдергудъ получила при крещеніи имя Плезантъ [1] — этого, вроятно, не была въ состояніи объяснить покойная мистрисъ Райдергудъ. Достоврно только, что дочь ея не имла объ этомъ никакихъ свдній: она нашла себя подъ именемъ Плезантъ да такъ при немъ и осталась. Ея не спросили, желаетъ ли она имть какое-нибудь имя, не спросили даже, желаетъ ли являться на свтъ. Точно такъ же, какъ она нашла себя съ готовымъ именемъ, нашла она себя и съ косымъ глазомъ, унаслдованнымъ отъ отца, и очень возможно, что она отказалась бы отъ него, если бы спросили ея мннія по этому предмету. Во всхъ другихъ отношеніяхъ ее нельзя было назвать некрасивой, хоть она и отличалась худобой, нечистымъ цвтомъ лица, и казалась вдвое старше, чмъ была въ дйствительности.