Если ты не отправился на тотъ свтъ, Райдергудъ, — любопытно бы знать, куда же ты запропастился? Этотъ комъ земной персти, надъ которымъ мы хлопочемъ теперь съ такою терпливой настойчивостью, не подаетъ никакихъ признаковъ твоего присутствія на земл. Если ты совсмъ ушелъ отъ насъ, Рогъ, это очень серьезно, и едва ли не столь же серьезнымъ актомъ будетъ для насъ твое возвращеніе въ сей міръ. Въ таинственности, въ неразршимости этого вопроса, подразумвающаго вопросъ въ томъ, гд ты обртаешься въ этотъ мигъ, есть своего рода торжественность смерти. Вотъ почему вс мы, подл тебя находящіеся, боимся смотрть, боимся и не смотрть на тебя, и вотъ почему т, что остались внизу, чутко прислушиваются и вздрагиваютъ при каждомъ скрип половицы.
«Постойте! Не шевельнулось ли вко?» Такъ спрашиваетъ себя докторъ, едва переводя дыханіе и внимательно наблюдая. «Нтъ!.. Не дрогнули ли ноздри?… Ну, а теперь, посл искусственнаго вдыханія, не чувствуется ли въ его груди слабаго трепетанія подъ моею рукой? — Нтъ. Нтъ и нтъ — опять и опять… Попробуемъ еще… еще разъ… Смотрите! Признакъ жизни! Несомннный признакъ… Искра можетъ угаснуть, но можетъ разгорться и вспыхнуть… Смотрите!»…
Четверо суровыхъ людей глядя на это прослезились. Не все ли имъ равно, на томъ свт Райдергудъ или на этомъ? Нтъ, Райдергудъ не могъ бы вызвать у нихъ слезъ. Но человческая душа, борющаяся между двумя мірами, можетъ вызвать слезы.
Вотъ онъ усиливается вернуться въ здшній міръ… Вотъ, вотъ, онъ почти уже здсь… Опять ушелъ… далеко… Вотъ онъ опять возвращается… старается вернуться изо всхъ силъ. И все-таки, какъ вс мы, когда мы лишаемся чувствъ или (какъ это бываетъ со всми нами ежедневно), когда мы просыпаемся, онъ инстинктивно не желаетъ возврата къ сознанію и хотлъ бы продлить сонъ, если бъ это было возможно.
Бобъ Глиббери возвращается съ Плезантъ Райдергудъ. Ея не было дома, когда за ней послали, и ее нескоро нашли. У нея платокъ на голов, и снявъ его и сдлавъ книксенъ миссъ Аббе, она, вся въ слезахъ, прежде всего закручиваетъ на макушк свои волосы.
— Благодарю васъ, миссъ Аббе, что вы позволили внести его къ вамъ.
— Я вамъ должна сказать, Плезантъ, что я не знала, кого несутъ. Но полагаю, что если бы и знала, это не измнило бы дла, — отвчаетъ миссъ Аббе.
Бдная Плезантъ, подкрпившись глоткомъ водки, входитъ въ комнату перваго этажа. Она не сумла бы выразить свое горе по отц, если бъ ее попросили произнести надъ нимъ надгробное слово, но она всегда питала къ нему больше любви, чмъ онъ къ ней. Увидвъ его лежащимъ безъ сознанія, она заливается слезами и, всплеснувъ руками, обращается къ доктору:
— О, сэръ! Есть надежда?.. Ахъ, бдный, бдный отецъ! Неужели онъ умеръ?!
На это докторъ, стоя на одномъ колн около тла, занятый только имъ и пристально его наблюдавшій, отвчаетъ, не оборачиваясь:
— Вотъ что, красавица: если вы не будете вести себя потише, я не могу вамъ позволить оставаться въ этой комнат.
Принявъ къ свднію это внушеніе, Плезантъ утираетъ глаза волосами, притянувъ ихъ съ затылка (посл чего ей снова пришлось заложить ихъ назадъ), и, отойдя къ сторонк, съ испуганнымъ любопытствомъ слдитъ за происходящимъ. И вскор, по свойственной всмъ женщинамъ сообразительности, она оказывается пригодною для разныхъ мелкихъ услугъ. Угадывая какимъ-то чутьемъ, какая вещь должна понадобиться доктору въ ближайшій моментъ, она безшумно подготовляетъ и подаетъ ему то то, то другое, и мало-по-малу добивается того, что ей разршаютъ поддерживать голову отца.
Видть отца предметомъ участія, найти кого-нибудь, не только готоваго терпть его общество въ этомъ мір, но даже настоятельно убждающаго, можно сказать — умоляющаго его, вернуться въ этотъ міръ, — было новостью для Плезантъ и возбуждало въ ней чувство, никогда дотол ею не испытанное. Въ ея ум бродитъ туманная мысль, что если бы дла могли остаться въ такомъ положеніи, это была бы чудная перемна. Она предается смутной надежд, что старое зло затонуло въ рк и что если отецъ ея благополучно вернется назадъ и снова водворится въ опуствшей оболочк, лежащей теперь на постели, онъ станетъ другимъ человкомъ. И въ этомъ умиленномъ состояніи духа она цлуетъ окаменвшія губы и горячо вритъ, что безчувственная рука, которую она теперь растираетъ, оживетъ боле нжной рукой.
Сладкое заблужденіе! — Да. Но какъ ей, бдняжк, не поддаться ему, когда эти люди хлопочутъ надъ нимъ съ такимъ горячимъ участіемъ, когда ихъ заботливость такъ искренна и бдительность такъ велика, когда радость ихъ такъ замтно возрастаетъ по мр того, какъ усиливаются признаки жизни. Вотъ онъ начинаетъ дышать безъ чужой помощи… вотъ шевелится, и докторъ наконецъ объявляетъ, что онъ воротился изъ того таинственнаго путешествія, гд его что-то задержало на темной дорог, и скоро предстанетъ предъ ними.