Наш общий друг. Часть 2

— Мама, повидимому, имла неопредленное предчувствіе того, что случилось впослдствіи, потому что она часто говорила мн: «Не выходи за малорослаго. Общай мн, дитя мое, что ты никогда, никогда, никогда не выйдешь за малорослаго.» Папа не разъ говорилъ (онъ обладалъ необыкновеннымъ юморомъ), что семейство китовъ не должно родниться съ сельдями. Обществомъ папа дорожили (чему нетрудно поврить) современные ему умные люди, и нашъ домъ былъ для нихъ любимымъ мстомъ отдохновенія отъ трудовъ. Я помню трехъ граверовъ, которые часто бывали у насъ и блистали другъ передъ другомъ самыми тонкими шутками и остротами. (Тутъ мистеръ Сампсонъ смиренно сдался въ плнъ и, безпокойно ерзая на своемъ стул, сказалъ, что «три» — число большое и что остроты были, вроятно, въ высшей степени занимательны.) Въ числ наиболе замчательныхъ членовъ этого кружка былъ одинъ джентльменъ въ шесть футовъ и четыре дюйма ростомъ. Онъ былъ не граверъ. (На это мистеръ Сампсонъ замтилъ безъ всякой причины: «Само собой разумется, — нтъ».) Этотъ джентльменъ оказывалъ мн честь своимъ особеннымъ вниманіемъ, чего я, конечно, не могла не понять. (Тутъ мистеръ Сампсонъ пробормоталъ, что «ужъ если до этого дошло, то отгадать нетрудно».) Я немедленно объявила моимъ родителямъ, что я не могу позволить ему питать надежду. Они спросили меня, не слишкомъ ли онъ высокъ? Я отвчала, что дло не въ рост, а въ томъ, что умъ его слишкомъ высокъ для меня. Въ нашемъ дом, сказала я имъ, тонъ слишкомъ блестящій, давленіе слишкомъ высокое, и простой, скромной женщин трудно поддерживать ихъ въ будничной, домашней жизни. Я очень хорошо помню, какъ мама всплеснула руками и воскликнула: «Я вижу, это кончится маленькимъ человчкомъ!» (Тутъ мистеръ Сампсонъ взглянулъ на хозяина и печально покачалъ головой.) Впослдствіи она предсказала даже, что кончится это маленькимъ человчкомъ съ умомъ ниже посредственности, но это было сказано въ пароксизм, если можно такъ выразиться, обманувшихся материнскихъ надеждъ. Черезъ мсяцъ, — продолжала мистрисъ Вильферъ, понижая голосъ, какъ будто она разсказывала страшную повсть о привидніяхъ, — черезъ мсяцъ я въ первый разъ увидла Р. Вильфера, моего мужа. Черезъ годъ я вышла за него. Душа моя въ ныншній день естественно вспоминаетъ это роковое стеченіе обстоятельствъ.

Мистеръ Сампсонъ былъ наконецъ выпущенъ изъ-подъ огня глазъ мистрисъ Вильферъ. Онъ медленно перевелъ духъ и сдлалъ оригинальное и поразительное замчаніе на ту тему, что «невозможно бываетъ объяснить иныя предчувствія». Р. Вильферъ въ смущеніи почесывалъ себ голову и обводилъ столъ виноватыми глазами, пока они не остановились на его супруі. Замтивъ, что она какъ будто еще больше прежняго закуталась въ темное покрывало меланхоліи, онъ снова сказалъ ей:

— Мой другъ, положительно кажется, что у тебя невесело на душ.

Положеніе несчастнаго мистера Сампсона за этою трапезой было поистин плачевно; онъ не только долженъ былъ беззащитно подвергнуться ораторскому краснорчію мистрисъ Вильферъ, но еще терплъ всяческія униженія отъ Лавиніи, которая, отчасти чтобы показать Белл, что она, Лавинія, можетъ длать съ нимъ все, что захочетъ, отчасти же чтобъ отплатить ему за все еще, очевидно, продолжавшееся съ его стороны восхищеніе красотой Беллы, обращалась съ нимъ, какъ съ собакой. Ослпляемый съ одного боку ораторскимъ блескомъ мистрисъ Вильферъ, а съ другого оглушаемый попреками и фырканьемъ двицы, которой онъ посвятилъ свою жизнь, въ своемъ горестномъ одиночеств этотъ молодой джентльменъ испытывалъ такія страданія, что на него жалко было смотрть. Если умъ его минутами колебался подъ бременемъ этихъ страданій, то въ оправданіе такой слабости можно замтить, что умъ его былъ отъ природы колченогій, никогда твердо не державшійся на ногахъ.

Такъ проходили счастливые часы, пока не наступило время Белл отправиться домой въ сопровожденіи папа. Прикрывъ свои ямочки лентами шляпки и распрощавшись съ обществомъ, она вышла на улицу вмст съ папа, и тутъ Херувимчикъ вздохнулъ всею грудью, какъ будто сырой лондонскій воздухъ былъ необыкновенно освжителенъ для его легкихъ.

— Ну, папа, торжество можно считать оконченнымъ, — сказала Белла.

— Да, моя милая, прошелъ еще одинъ изъ этихъ торжественныхъ дней, — отвчалъ Херувимчикъ.

Белла плотне прижала къ себ его руку, и нсколько разъ потрепала ее.

— Благодарю, душа моя, — проговорилъ онъ, какъ будто она что-нибудь сказала. — Я теперь совсмъ оправился, моя милая. Ну, а ты какъ? Хорошо?

— Я? — нтъ, папа.

— Неужели нтъ?

— Нтъ, папа. Напротивъ, очень худо.

— Господи! — воскликнулъ Херувимчикъ.

— Со мною дло плохо, папа. Я до того углубляюсь въ вычисленія, подсчитывая сколько мн придется тратить въ годъ, когда я выйду замужъ, и какою суммой можно будетъ мн обойтись, что у меня даже морщинки по носу пошли. Вы замтили сегодня, папа, морщинки у меня на носу?

Папа засмялся, а Белла принялась его тормошить.