— Вы перестанете смяться, сэръ, когда убдитесь, какъ дурнетъ ваша «прелестнйшая женщина». Вы лучше заране приготовьтесь къ этому — вотъ что я вамъ скажу! Скоро жадность къ деньгамъ будетъ просвчивать у меня въ глазахъ, и когда вы это замтите, вы пожалете — и подломъ вамъ будетъ — зачмъ не приготовились раньше… А теперь слушайте, сэръ: мы съ вами заключили конфиденціальный договоръ — надюсь, вы не забыли. Ну-съ, имете вы что-нибудь мн сообщить?
— Я думалъ, что сообщать будешь ты, моя милая.
— О! въ самомъ дл? Отчего же вы не спросили меня тогда, когда мы вышли изъ дому? Довріемъ прелестнйшихъ женщинъ не шутятъ. А впрочемъ я прощаю вамъ этотъ разъ… Смотрите на меня, папа: вотъ это (тутъ она приложила указательный пальчикъ своей правой перчатки сперва къ своимъ губамъ, а потомъ къ губамъ отца) — это вамъ поцлуй. А теперь я хочу серьезно разсказать вамъ… постойте, сколько бишь?.. Да, такъ: четыре секрета. Помните; четыре настоящихъ важныхъ, тяжеловсныхъ секрета. Подъ строжайшей тайной!
— Нумеръ первый, мой другъ? — спросилъ пана серьезно, укладывая ея ручку на своей, комфортабельно и конфиденціально.
— Нумеръ первый, папа, потрясетъ васъ, какъ громъ, — объявила Белла. — Какъ выдумаете, кто… (тутъ она смшалась, несмотря на веселое начало своей рчи). Какъ вы думаете, кто сдлалъ мн предложеніе?
Папа посмотрлъ на нее, потомъ посмотрлъ въ землю, потомъ опять заглянулъ ей въ лицо и сказалъ, что ршительно не можетъ отгадать.
— Мистеръ Роксмитъ.
— Да неужели, душенька, ты не шутя мн это говоришь?
— Ми-стеръ Рок-смитъ, папа, — повторила Белла съ удареніемъ, раздляя слога. — Ну-съ, что же вы на это скажете?
На это папа спокойно отвтилъ вопросомъ:
— Что ты сказала, дружокъ?
— Само собою разумется, что я сказала — нтъ, — рзко отвтила Белла.
— Да, да, само собою разумется, — проговорилъ, задумываясь, ея отецъ.
— И объяснила, почему я считаю такой поступокъ съ его стороны злоупотребленіемъ моего доврія и личнымъ оскорбленіемъ мн,- прибавила Белла.
— Да, да, конечно. Я, право удивляюсь ему. Я удивляюсь какъ онъ ршился на это такъ, на авось. Впрочемъ, припоминая вс факты, я прихожу къ убжденію, что онъ всегда восхищался тобой.
— Мною и извозчикъ можетъ восхищаться, — замтила Белла съ оттнкомъ надменности своей матери.
— Правда твоя, моя милая; въ этомъ нтъ ничего невроятнаго… Ну, а теперь нумеръ второй?
— Нумеръ второй, папа, очень похожъ на нумеръ первый, хотя и не такой нелпый. Мистеръ Ляйтвудъ сдлалъ бы мн предложеніе, если бъ я позволила ему.
— Изъ чего я долженъ заключить, моя милая, что ты не намрена позволять?
На это Белла, какъ и прежде, сказала съ удареніемъ: «Конечно, нтъ!», на что отецъ ея счелъ нужнымъ отозваться, какъ и прежде: «Да, да, конечно, нтъ».
— Онъ мн не нравится, — продолжала Белла.
— Этого и достаточно, — вставилъ отецъ.
— Нтъ, папа, недостаточно, — быстро перебила она, встряхнувъ его разокъ-другой. — Разв я не говорила вамъ, какая я жадная, бездушная дрянь. У него нтъ денегъ, нтъ кліентовъ, нтъ будущности, наконецъ, нтъ ничего, кром долговъ. И этого достаточно вполн.
— Гм! — промычалъ немного опечаленнный Херувимчикъ. — Ну-съ, нумеръ третій, мой другъ?
— Нумеръ третій, папа, гораздо лучше двухъ первыхъ. Это великодушное дло, благородное прекрасное дло. Мистрисъ Боффинъ сама сказала мн по секрету — а женщины правдиве ея не найти въ цломъ мір,- сказала мн, что они съ мужемъ желаютъ, чтобъ я сдлала хорошую партію, и что если я выйду замужъ съ ихъ согласія, они дадутъ мн хорошее приданное.
Тутъ молодая двушка залилась искренними слезами признательности.
— Не плачь, моя душечка, — сказалъ Херувимчикъ, прикладывая руку къ глазамъ. — Я дло другое: мн извинительно немножко расчувствоваться, когда мн говорятъ, что мое дорогое, любимое дитя посл всхъ своихъ обманутыхъ ожиданій, будетъ обезпечено и займетъ видное положеніе въ обществ; но ты то не плачь, ты не плачь! Я очень благодаренъ Боффинамъ. Поздравляю тебя отъ всей души, моя дорогая.
Высказавшись такимъ образомъ, чувствительный маленькій человчекъ осушилъ свои слезы, а Белла, обвившись руками вокругъ его шеи, нжно расцловала его среди улицы и съ увлеченіемъ стала говорить ему о томъ, что онъ лучшій изъ отцовъ и лучшій изъ друзей, и что она въ день своей свадьбы станетъ передъ нимъ на колни и будетъ просить у него прощенія за то, что всегда его мучила и мало цнила его терпливое, сострадательное, горячее юное сердце.
При каждомъ изъ этихъ прилагательныхъ она учащала свои поцлуи и кончила тмъ, что сбила съ него шляпу, а когда ее подхватило втромъ и папа побжалъ ее догонять, — громко расхохоталась.
Когда же наконецъ онъ поймалъ свою шляпу и перевелъ немного духъ, и когда посл этого они пошли дальше, онъ ее спросилъ:
— Ну, а что же нумеръ четвертый?
Белла вдругъ перестала смяться и измнилась въ лиц.
— Я думаю, не лучше ли будетъ не говорить пока о нумер четвертомъ, — сказала она. — Буду надяться, что, можетъ быть, я ошибаюсь,
Происшедшая въ ней перемна раззадорила любопытство Херувимчика, и онъ тихонько переспросилъ:
— Ошибаешься, милочка? Въ чемъ ошибаешься? Я что-то не пойму.