Наш общий друг. Часть 2

— И мы обязаны возвыситься до этой разницы, — продолжалъ ея супругъ, — мы должны стать въ уровень съ этой перемной. Это нашъ прямой долгъ. Теперь намъ приходится оберегать нашу собственность, оберегать отъ всхъ и каждаго, потому что каждый тянетъ къ ней лапу, каждому хочется забраться въ нашъ карманъ. Кром того, намъ всегда надо помнить, что деньги длаютъ деньги, какъ и все прочее.

— Надо помнить, ты говоришь… — задумчиво повторила мистрисъ Боффинъ. Она все еще не принималась за свою работу и глядла въ огонь, подперевъ рукой подбородокъ. — А помнишь ли, Нодди, что ты говорилъ мистеру Роксмиту, когда онъ въ первый разъ пришелъ къ намъ въ павильонъ? Помнишь, ты говорилъ ему, что если бы Богу было угодно возвратить Джону Гармону его достояніе, ты бы вполн удовольствовался завщанной намъ небольшой его долей и никогда бы не пожелалъ остального.

— Я это помню, старушка. Но вдь мы еще не испытали тогда, что значитъ владть остальнымъ. Намъ тогда только что принесли наши новые башмаки, мы ихъ еще не надвали. Теперь же мы носимъ ихъ, носимъ, и должны научиться, какъ въ нихъ ходить.

Мистрисъ Боффинъ опять взялась за работу и стала молча шить.

— Что же до этого моего молодца — я говорю о Роксмит,- прибавилъ мистеръ Боффинъ, понижая голосъ и поглядывая на дверь съ явнымъ опасеніемъ, какъ бы его не подслушали, — то тутъ дло обстоитъ, какъ съ прислугой. Теперь я это твердо знаю: если не приберешь къ рукамъ своихъ слугъ, такъ они теб сядутъ на шею. Только попробуй не командовать ими, — они и думать забудутъ, что ты повыше ихъ, вообразятъ себя твоей ровней, особенно, когда наслушаются всхъ розсказней о твоемъ происхожденіи. Начни только фамильярничать съ прислугой, и она не станетъ тебя уважать, — поврь слову, старушка.

Белла отважилась взглянуть на него украдкой, изъ-за книги, и увидла темное облако подозрительности, алчности и надменности, омрачившее его когда-то доброе, открытое лицо.

— Однако, все это не слишкомъ занимательно для Беллы, — сказалъ онъ. — Не правда ли, дружокъ?

И какъ же слукавила миссъ Белла, когда въ отвтъ на это взглянула на него съ такимъ задумчиво-разсяннымъ видомъ, какъ будто вс ея мысли были заняты книгой, и она не слыхала ни слова.

— Ага! Стало быть, вы нашли занятіе получше, чмъ слушать нашу канитель, — сказалъ мистеръ Боффинъ. — Ну вотъ, и чудесно, тмъ боле, что вы и сами знаете себ цну: не намъ васъ этому учить, моя милая.

Белла покраснла отъ этого комплимента и отвтила:

— Надюсь, вы не считаете меня тщеславной, сэръ.

— Нимало, дорогая моя. Но на мой взглядъ вамъ длаетъ честь, что вы, въ ваши годы, такъ хорошо выравниваетесь съ ходомъ свта и знаете, что къ чему. Вы правы. Ищите денегъ, душечка. Въ деньгахъ вся суть. И вы своими хорошенькими глазками добудете денегъ. Добудете и присовокупите ихъ къ тмъ, которыя мы съ мистрисъ Боффинъ почтемъ за удовольствіе упрочить за вами. Вы проживете и умрете богатой. А это и есть настоящее положеніе, въ какомъ хорошо жить и умереть всякому человку, — въ богатств! — закончилъ мистеръ Боффинъ далеко не елейнымъ тономъ.

На лиц мистрисъ Боффинъ было выраженіе почти что отчаянія, когда она, посл довольно долгаго изученія лица мужа, обернулась къ пріемной дочери и сказала ей:

— Не врьте ему, душечка Белла.

— А? Что? Не врьте ему? — воскликнулъ мистеръ Боффинъ.

— Я не то хотла сказать, — поправилась съ тоскою въ глазахъ добрая женщина. — Я хотла сказать: врьте только, что онъ добръ и великодушенъ, потому что, я знаю, нтъ человка лучше его. Да, это правда, Нодди: лучше тебя нтъ человка.

Она сдлала это заявленіе такимъ тономъ, какъ будто онъ ей возражалъ, чего онъ и не думалъ длать.

— А что касается васъ, моя дорогая, — продолжала мистрисъ Боффинъ все еще съ грустнымъ лицомъ, — то къ вамъ онъ такъ сильно привязанъ — что онъ тамъ себ ни говори, — что вашъ родной отецъ не можетъ принимать въ васъ боле искренняго участія и едва ли можетъ любить васъ больше, чмъ онъ.

— «Что онъ тамъ ни говори!» Вотъ это мн нравится! — подхватилъ мистеръ Боффинъ. — Да это-то я вдь и говорю — какъ разъ это самое. Поцлуйте меня, дитя мое, на прощанье, — сказалъ онъ Белл,- и позвольте мн подтвердить то, что вамъ сейчасъ сказала наша старушка. Я очень васъ люблю, моя милая, и вполн раздляю ваши взгляды, и вмст съ вами постараюсь, чтобы вы были богаты. Эти хорошенькіе глазки (которыми вы имете полное право гордиться, хоть вы и не гордитесь, насколько я знаю)… эти глазки стоютъ денегъ, и вы ими добудете денегъ. Деньги, которыя вамъ достанутся, тоже будутъ стоить денегъ: вы изъ нихъ наколотите денегъ. У вашихъ ногь золотая розсыпь: стоитъ только нагнуться… Покойной ночи, милочка.

Белла почему-то не такъ обрадовалась этой блестящей перспектив, какъ бы слдовало ожидать. Желая доброй ночи мистрисъ Боффинъ, она обвилась руками вокругь ея шеи, и въ этотъ мигъ прочла на все еще грустномъ лиц ея сознаніе униженія и желаніе какъ-нибудь извинить своего мужа.