Нашествие

Норов чуть скривился — то ли его смутил запах изо рта, то ли брызги слюны. Отодвинулся, точно отполз себе в кресло. Полюбовался свекольными щеками Шишкина, побарабанил пальцами по подлокотникам, кивнул:

— Да. Сказки. Но не дребедень. Дело государственной важности.

Шишкин хлопнул по коленям ладонями:

— Вы надо мной смеётесь.

— Ничуть. Видите ли, дорогой господин Шишкин. Колдуны, ведьмы, наговоры, сглаз, порча, оборотни, вурдалаки, вовкулаки… Мы, образованные просвещённые люди, понимаем, что сие есть старинный вымысел, древние плоды народной фантазии. И добро бы оставить их нашим господам литераторам, а не отвлекать консисторию, Синод и господина обер-прокурора Яковлева. Вот только россказни эти баламутят народ. Болтать о мочалинском оборотне в губернии уже начали. Потом начнут роптать, затем — бунтовать. Такова чернь. Положить этому конец необходимо как можно скорее. Особенно сейчас, когда повторяют слухи о войне и государь вот-вот объявит дополнительный рекрутский набор, и…

В дверях маячил лакей.

— Входи же! Входи! Что? — Шишкин обеими руками ухватился за соломинку, которая могла вытянуть его из опасного разговора.

— Господин Бурмин просит принять.

Бровь Норова изогнулась. Соломинка хрустнула пополам.

— Бурмин? — пробурчал Шишкин. — Убей бог, не возьму в толк, какое у него до меня может быть дело.

— Прикажете не принять?

У Норова приподнялась и вторая бровь.

Шишкин махнул на лакея:

— Проводи, разумеется! В кабинет. Проси обождать.

— Простите великодушно, — прошелестел Норов. — Я не хотел мешать вашим с господином Бурминым… секретам.

От его улыбочки у Шишкина окаменел желудок.

— Впрочем, нет, — остановил он лакея, — пригласи господина Бурмина сюда.

Повернулся к Норову:

— У меня нет с господином Бурминым ни секретов, ни дел, которые нельзя было бы обсудить в вашем присутствии.

— Если только господин Бурмин того же мнения… — заметил Норов.

Но Бурмин уже вошёл. Поклонился обоим. На полсекунды остановил глаза на ступнях Норова — обутой и в чулке.

— Господин Бурмин.

— Господин Шишкин… Господин Норов. Сегодня день, когда мы обречены встречаться.

— Надеюсь, вы говорите это с радостью.

— С превеликой.

— Вы уже беседовали сегодня? — удивился Шишкин. Теперь ему казалось, он ступил в болото. Один неверный шаг — и пропал.

Бурмин тихо возразил:

— Я бы не назвал это беседой.

— О нет! — радостно согласился Норов. — Случайная встреча мимоездом.

Бурмин не выказал желания продолжать. Подчёркнуто повернулся к Шишкину:

— Прошу прощения, не знал, что вы заняты. Если угодно, я могу…

— О нет. Что вы, дорогой господин Бурмин. Я весь ваш покорный слуга.

Норов прикрыл глаза, как бы делая вид, что его тут нет и обращать внимания на него не стоит, и поклонился.

Бурмин глянул на него с сомнением. Снова повернулся к Шишкину:

— Что ж… Тогда к делу. Я согласен. Ваша цена принята.

Шишкин увидел, что глаза Норова открылись, как у кота, который услышал шорох под полом. Шишкина прошиб под мышками пот.

— Но-о… — потянул он, соображая: что делать?

— Борщовский лес — ваш. Но я желал бы немедленно забрать и бабу, и детей.

— Вы купили у господина Шишкина бабу? — спросил из своего кресла Норов. Казалось, у него не только заблестели глаза, но даже задрожали бакенбарды. — За лес? Прошу прощения, тот лес, где нашли убитых рекрутов?

В мозгу у Шишкина бешено завертелись все колёсики и шестерёнки: решение, решение, решение… Ну!

— Да, — ответил Бурмин. — Господину Шишкину угодно было назначить такую цену: Борщовский лес. И я её принял.

Тонкие губы Норова не сдержались, брови взлетели на висках, кожа на лбу и щеках собралась гармошкой. Но смотрел он — на Шишкина:

— Та баба, должно быть, хороша собой, как царица Клеопатра.

Шишкин весело хлопнул себя по коленям:

— Долго же вы думали. Цена с тех пор подросла.

«Ха, съели?» — обрадовался он и тени на лице Бурмина, и недоумённой гримасе Норова. Бурмин холодно осведомился:

— Могу ли я узнать, на сколько?

— На десять тысяч ассигнациями.

Бурмин не думал и мгновения:

— Согласен.

Норов вытаращился. Шишкин открыл рот. Закрыл. Но ни слова не мог вымолвить. Смотреть на Норова он уже боялся.

— Изволите распорядиться? — поторопил Бурмин. — Моя коляска у крыльца. Я желал бы не занимать больше ваше время и забрать их с собой.

Глаза Норова горели, как у кота. Опасным огнём.

Шишкин выпустил воздух из груди.

— Дорогой господин Бурмин, я же не офицер и барин, чтобы верить на слово. Не сочтите за обиду или недоверие. Я деловой человек. Привык вести дела формально. Вот пошлём в город. Оформим сделку. Заверим бумаги. Уплатим сборы. Как положено. Тогда и забирайте. Тогда и Борщовский лес — мой. А пока что он ваш, — повторил на всякий случай для Норова.

Бурмин не выразил лицом ничего. Но смотрел на Шишкина на миг дольше, чем следовало. Холодно бросил:

— Что ж… Как вам будет угодно. Известите меня. Господин Норов.

И, не дожидаясь ответа, вышел.

— Однако, — сказал Норов.

Но Шишкин уже чувствовал себя победителем. Чувствовал, что снова держал жизнь за рога.