— Приятно ехать в такой ранний час. Пока пыль не поднялась. Позвольте представиться: тайный советник Норов.
— Бурмин, к вашим услугам.
На лице господина Норова что-то мелькнуло. Алина сделала вид, что вовсе не видит на дороге человеческих особей.
Но и это не остановило тайного советника.
— Быть может, вам будет благоугодно сесть в мою коляску? Я буду рад и оказаться полезным, и пройтись пешком. Мне сказали, дорога идёт прямо в город и заблудиться невозможно.
Он откровенно глазел. И нимало этим не смущался. «Да, смотрю, и?» — словно бы при этом говорил.
— Вам не стоит беспокоиться, — сухо ответил Бурмин.
Господин Норов весело, но неприятно засмеялся:
— Ах, прошу прощения. Беспокоиться я обязан по службе, и мне никак не удаётся об этом забыть. Должно быть, это граничит с назойливостью. Ещё раз прошу меня за неё простить. Видите ли, в Смоленск меня ведёт дело, поэтому я в служебном модусе. К тому же признаюсь, ваше имя, господин Бурмин, мне не вовсе незнакомо.
— Это может статься. — Бурмин глядел поверх его головы. — Желаю вам успешного завершения вашего дела и приятного дня.
Он потянул лошадь за собой. Алина проплыла над мышастым господином.
Но Норов не двинулся с места.
— Успеху я буду очень рад! — Бросил в спину: — Я приехал по происшествию с четырьмя рекрутами в вашем лесу, господин Бурмин.
Бурмин остановился. Алина из седла видела, как напряглась его шея.
Зато Норов свиристел, будто встретились они на дорожке Летнего сада:
— Простите в который раз мою назойливость, но теперь вы понимаете её природу. Ваш вид… И вид… — маленькие глазки стрельнули на Алину, — дамы заставили меня испугаться худшего. Я сразу подумал: что, если те же самые злодеи до сих пор рыщут по округе и…
Бурмин повернулся:
— Уверяю вас, мы бы не стали скрывать такое происшествие.
Норов позволил себе тонкую улыбку джентльмена и так подчёркнуто старательно не глядел на Алину, что это было выразительнее сального взгляда:
— Но легко понять, что бывают обстоятельства, скрывать которые требуют соображения чести.
— О господи… Ну наконец вы перешли к делу, — нетерпеливо заговорила Алина из седла.
Оба подняли головы. Она с удовольствием отметила, что равно смутила обоих, а Бурмин начал медленно краснеть. «Он всё же очень мил», — снисходительно полюбовалась Алина краем глаза. Её главной заботой был мышастый господин, и она делала вид, что смотрит в никуда, — таким взглядом полагается смотреть, когда тебя зовёт в мазурку кавалер, которому не светил бы даже полонез.
— Наш вид, — с издёвкой повторила. Прикрыла якобы зевок. — Прошу прощения. В деревне на прогулку приходится вставать так рано, никак не привыкнуть после Петербурга. Но что поделаешь, потом будет такая пыль. Вы сами изволили заметить.
Норов ощерился, не сумел додавить улыбку:
— Вы изволили прогуливаться верхом?
Она спохватилась не сразу:
— Ах! Кстати. Княжна Несвицкая, я ведь забыла представиться? Такое волнительное утро. Проклятая лошадь. Понесла. Боже, я чуть не убилась.
— А…
— А на моё счастье, господин Бурмин, чьё имение по соседству, тоже имеет привычку кататься по утрам. Он стал свидетелем происшествия и поспешил на помощь. Сумел поймать и успокоить животное. И вот мы перед вами — похожие на двух жертв кораблекрушения.
— Рад знакомству. Княжна.
Норов явно не ожидал получить отпор. Алина не отвела взгляд, наивно моргнула в ответ. Норов сощурился. Судя по долгим паузам после каждого предложения, он судорожно переваривал услышанное и соображал ответ.
— Рад знакомству, княжна. Какая жалость, что при таких несчастливых для вас обстоятельствах. Надеюсь, всё обошлось и происшествие скоро вами забудется. Но где же вторая лошадь?
Алина увидела, что губы Бурмина приоткрылись — и замерли. Медлить было нельзя.
— Господа, — капризно оборвала она.
Оба подняли головы.
— …Надеюсь, вы оба меня извините, — напоказ устало потянула Алина. — Такое долгое утомительное утро. Столько волнений. Я была бы рада скорее очутиться дома.
Норов и Бурмин изобразили учтивую суету, заговорили одновременно:
— Прошу прощения, княжна… Прошу прощения… Не смею задерживать… Простите мою бестактность… Доброго дня!
Хлопнула дверца экипажа. Хлопнули вожжи. Стукнуло, снова попав в колею, колесо. Приподнялась на прощание шляпа. Алина смотрела экипажу вслед.
Она чувствовала, что Бурмин смотрит на неё. Вопросительно? Тревожно? Благодарно? Восхищённо? Пока что стоило сделать вид, что её это не интересует. Вверху пел жаворонок. Алина попробовала проследить за звуком. Но увидела только облака.
— Не люблю сплетников, — легкомысленно тряхнула обвисшими локонами она. — Во всё-то суют нос. Так и хочется по нему… — Она грациозно дала щелчок воздуху.
Бурмин вёл лошадь и смотрел перед собой.
— Он не сплетник, боюсь. Он уголовный дознаватель.
Клим увидел из окна, что барин вернулся. Встрёпанный, небритый, в испачканной одежде. Глаза остановились на свежих ссадинах. «Господи ж ты мой», — прошептал старик. Заспешил к лестнице. Спустился, стараясь не скрипеть.
В открытую дверь кабинета увидел, что барин стоял перед камином.
Ссадины его точно были свежие.