Нашествие

— Не вижу, как она сюда относится, — холодно отрезал. — Я за вас заступился перед сплетницами, да. Вы заговорили о принципах. Что ж. Мой принцип — подать руку и помочь подняться тому, кто оступился, упал в грязь. Но это не значит, что я сам желаю в ней барахтаться.

Алина отшатнулась, задохнувшись:

— Ах так… Хорошо же. Вы полагаете, я не знала, что было надо этому мышиному господину… Но-о-орову?

Она злобно бросила в него: комочек ударил в грудь, упал на пол.

Ушла, шелестя платьем. Бурмин поднял и развернул платок. Он был весь ссохшийся, в ржавых пятнах. На нём были инициалы княжны. Тот платок, которым она вытирала ему лицо. Утром. Тем утром. Он был в засохшей крови.

Истина огорошила Бурмина, как молния. Наполнила всё тело жгучим невыносимым светом.

«Я — убил».

Алина сбежала по треснувшим заросшим ступеням. Дорожка перед домом была пуста. На миг она удивилась. Но спохватилась — вспомнила, что оставила коляску позади дома. Холодный смех разбирал её:

— Ну и дура… — говорила она себе. — Убедилась? Это же надо…

Впрочем, без злобы или стыда за себя: себе она всё прощала. За что ж ей было себя упрекать? Она услышала странный шум, недобрый, подозрительный. Смело бросилась. Смело вбежала в дом. Никого не застала, что ж. А застала бы — не испугалась бы тоже. Чего ей стыдиться?

Тень преградила ей дорогу.

— Господин Норов! — звучно и весело поприветствовала княжна. — Сегодня нам судьба встречаться, как я погляжу.

— Княжна Несвицкая, — кривляясь, изобразил удивление он. — Какой сюрприз.

Шагнула к коляске:

— Только не говорите, что влюбились в меня с первого взгляда и предлагаете руку. Это уже скучно.

Норов схватился за фонарь, не давая ей вскочить в экипаж.

— О нет! Вам? Нет. Я просто озадачен. Что делала незамужняя барышня в доме одинокого холостяка? Одна!

Алина слушала с насмешливой миной. Норова она взбесила. Он ненавидел, когда его не принимали всерьёз.

— Ваша репутация в моих руках, княжна! — угрожающе взвизгнул. — Если вы не поможете мне уличить господина Бурмина…

Алина громко и искренне захохотала.

— Господин Бурмин — преступник! — крикнул Норов.

Она не слышала: схватилась от смеха за живот, чуть не пригибала голову к коленям.

— Я… я никогда в жизни… столько не смеялась… как сегодня!

Норов видел, что она не играет. Глаза его забегали. Алина едва успокаивалась, выпрямлялась, как снова видела Норова, фыркала в перчатку и закатывалась опять, мотая локонами.

— Не вижу… что смешного? — пробормотал Норов.

— Моя… моя… что? Ре-пу-тация? — в восторге сумела выговорить Алина. Весело и прямо поглядела ему в лицо. — Вы такой душка, господин Норов. Что печётесь о моей репутации. Вы, Шишкин, все об ней что-то пекутся. Больше, чем я сама. Нет, правда. Бесконечно мило с вашей стороны. Моя — репутация? — хохотнула. Наконец отсмеялась совсем: — Ступайте! Рассказывайте. Кому хотите.

Оттолкнула его руку.

— Вы же ненавидите Бурмина! — крикнул Норов.

Алина вскочила, подобрав подол, на сиденье. Взяла вожжи. Он схватился за борт коляски:

— И я его ненавижу. Так объединимся, чтобы…

Норов едва успел отскочить — колёса чуть не прокатили по его ступням.

— Пароль? — по-французски окликнул темноту часовой. Она ответила шелестом шагов, дыханием.

Сорвал с плеча винтовку. Вскинул:

— Пароль!

Шаги остановились. Но голос ответил по-французски:

— Свои. Разведчики. Тридцать третий полк. Дивизия Фриана.

Ответили гладко. Но кто их знает. От русских всего можно ожидать.

— Пароль!

— Не знаем пароль. Четыре дня по лесу шатались. Когда уходили, был Тильзит.

Пока складно. Поди разберись.

Часовой не опустил винтовку:

— Кто командует тридцать третьим?

— Полковник Пушлон.

Опустил дуло:

— Чего ж четыре дня шатались? Заблудились?

— Вышла заминка.

Они вышли из темноты. У одного на плечах перекинуто тело. Мундир тот же, что у живых. Все пятеро покрыты грязью и засохшей кровью.

— Ранены? — В голосе часового уже было сочувствие.

— К маршалу Даву велено тотчас.

Часовой свистнул в темноту.

Ответила — тоже свистом.

— Идите туда. Проводят.

Маршала, как он приказывал, разбудили тотчас. Что разведчики вернутся, уже никто не ждал. Даву вышел из палатки, поёжился, проглотил зевок. Голова то ли спросонья, то ли от выпитого накануне была тяжёлая.

— Рад видеть снова.

— Господин маршал, в лесу налетели на местных крестьян. По всей видимости, охотников. Все четверо были вооружены до зубов. Пришлось положить их на месте. Не поднимая шума. Действовали ножами.

— Это верно. Это верно, — кивнул Даву. — Другие вас не видели? Уверены?

— Кто видел, те мертвы.

— Молодцы.

Разведчики принялись докладывать обстановку.

— Как это? Только две дороги на Москву? — Маршал решил, что ослышался. — Двадцать две?

— Две. Смоленская и Калужская.

— А вокруг?

— Лес.

— Ну и страна. Лес… Ладно. А с этим что? — показал на труп. — Погиб в схватке с охотниками?

— Волк подрал. Когда возвращались. Преогромная тварь. Еле спаслись. Такое ощущение, что он понимал человеческую речь.

— Но-но, тоже вот, не фантазируйте.

— Но понимают же…

Даву остановил его: