Наследие Божественной Орхидеи

Маримар вышла на крыльцо. Она получила свой дом, своим трудом, наконец закончила после стольких вложений и вынужденных остановок. Она видела силуэты своих родственников в гостиной. Раньше она никогда не боялась темноты, не здесь. Но этой ночью, безлунной, холодной, с могильной землей под ногтями, Маримар Монтойя испугалась.

Она спрашивала себя, не это ли чувство испытывала ее бабушка во время своего путешествия из Гуаякиля в Четыре Реки. Что, если страх был ключом ко всем принятым ею решениям? Из-за чего еще направлять своих детей на путь, который приведет их к гибели? Из-за чего еще держать их взаперти в доме, из которого они, взбунтовавшись, убегут?

Маримар не была Орхидеей, но она и не должна ею быть. Настал ее черед защищать семью Монтойя. Все началось с дома. Она вспомнила чувство, которое по-настоящему испытала лишь однажды. В ту ночь с Кристианом Сандовалом, когда ее бутон почти раскрылся. Так он отреагировал на угрозу, которую она тогда почувствовала, пусть даже на мгновение.

Ее мышцы все еще ныли от работы лопатой, а сердце болело от вещей, которые она была не в силах изменить. Маримар прижала ладонь к передней части двери. Как только был построен дом, она выкрасила ее в темно-бирюзовый, цвет павлиньих перьев. Ободрав до крови костяшки пальцев, шлифуя перед этим древесину. Почувствовав жар в середине ладони, она отдернула руку. Он был там. Золотой лавровый лист, выгравированный на зернистой поверхности.

* * *

Маримар поняла, что им делать, даже если это будет трудно. Когда она вошла в дом и закрыла за собой дверь, завыл ветер. В гостиной она даже не взглянула на Божественную Орхидею Монтойя, наблюдавшую за ними с той половины портрета, что уцелела в огне. Эта маленькая девочка выросла. У нее было пятеро мужей и девять детей. Даже если они считали ее бессердечной и холодной, она преподнесла им эти дары. Маримар коснулась закрытого цветочного бутона у себя на шее. Шипа, который он отрастил, чтобы дать ей отпор. На земле было только одно место, где они могли узнать секреты своей бабушки.

Часть III. Охота за живой звездой

17. «Феерическая Феерия Лондоньо» с участием Девушки-Волчицы, Божественной Орхидеи и Живой Звезды!

Боливар Лондоньо III хотел заполучить Орхидею Божественную больше чем что бы то ни было. Но он не торопился. Во-первых, предстояло выяснить, годится ли она для подобной жизни. Странствия изнуряют тело. Его мать их не вынесла. Его отец, Боливар Лондоньо II, превратил второразрядные фокусы в нечто феерическое. «Феерия Лондоньо» до него, самая первая, представляла собой простое жульничество, потому что первый Боливар Лондоньо и был жуликом.

Рожденный матерью-галисийкой и отцом-метисом из Картахены, этот первый Боливар осиротел после того, как лихорадка опустошила их город в один особенно затяжной сезон дождей. Брат его отца, который жил отдельно и после похорон взял на себя управление финансами, оставил Боливара в маленькой грязной таверне «Сан-Эрасмо», сел на корабль до Санто-Доминго и никогда больше не объявлялся.

У Боливара не имелось ничего, кроме одежды, которая была на нем, поскольку его дядя увез с собой все вместе с их фамилией. Барменша Селия Лондоньо нашла его в проулке, где он рылся в отбросах, и отвела к себе. Дала ему свое имя, потому что у нее не было ни мужа, ни детей. Она вырастила Боливара в таверне, и он, когда достаточно подрос, стал мыть полы и приглядывать за бутылками со спиртным. Он был ловок в драках и карточных фокусах, и довольно скоро фокусы стали его профессией.

После смерти Селии он бросил работу в «Сан-Эрасмо» и сколотил состояние, играя в карты. Чем старше он становился и чем больше выигрывал, тем больше тратил на женщин, выпивку и азартные игры. Когда он все терял – а он терял все всегда, – то начинал все сначала и зарабатывал еще больше. Боливар был бы невероятно красив, если бы отмылся как следует, но в нем и без того было что-то необыкновенное. Безрассудный, легко бросающийся на защиту своей чести, которой у него, по сути, не было. Женщины, имевшие несчастье его любить, утверждали, что в его улыбке и голубых, как драгоценные камни, глазах было что-то от самого дьявола. Всегда наполовину трезвый, он проносился через заведения города быстро и разрушительно, как ураган.