Наследие Божественной Орхидеи

Боливар Лондоньо так никогда и не женился, но у него был сын, которого он обучил искусству карточной игры. Когда однажды ночью Боливар обманом заполучил небольшое состояние одного коммерсанта, после чего переспал с его женой, за его голову назначили хорошую цену. На следующий день по городу проехали два фургона, дававшие представление под названием «Феерия», и Боливар со своим сынишкой покинули вместе с ними Картахену в качестве эстрадной пары, отца и сына, таких сметливых, с такими ловкими руками, что их нередко обвиняли в колдовстве. Зрители не замечали редкостной выучки Боливара II – оплошай он хоть в мелочи, отец избил бы его до полусмерти. А после побоев мальчугану пришлось бы снова выступать.

Боливар, первый из них, мог бы стать великим. У него был потенциал, но что-то с ним было не так. Речь не о его дьявольской усмешке. Не о его бедах и утратах. Есть люди, которые могут погубить свой дар, если не будут осторожны, вот это о нем. Когда много лет спустя «Феерия» вернулась в Картахену, город вспомнил преступления Боливара, ведь даже если люди забывают, помнит земля. Его нашли бездыханным именно там, где он много лет назад остался сиротой, только на этот раз у него из спины торчал кинжал. Его сын, не проливший ни слезинки, ни единой слезинки по родному отцу, ушел с «Феерией» – унаследовав ее, он переименовал ее в «Феерию Лондоньо».

Боливар II был так же красив, как и его отец. Но если отец заботился только о себе, Боливар II слишком много заботился о других. Он слишком много отдавал. Слишком много своей прибыли. Слишком много самого себя. Счастливчик. Забавный. Доверчивый. Мягкий. «Феерия Лондоньо» была его подарком городам и весям, по которым он колесил, и улыбка на лице ребенка была ему дороже денег. Но с приходом его сына все изменится.

Боливар Лондоньо III учился цирковому искусству всю жизнь, наблюдая за тем, как номер его отца вырос до полномасштабного цирка. Но ему всегда хотелось чего-то большего. Он научился использовать алхимию так, как другие могли только мечтать. Понял, как воплотить такие мечты в реальность, сделать их осязаемыми. И, унаследовав шоу, преобразил его в «Феерическую

феерию Лондоньо».

В детстве Агустина, гадалка из Малаги, предсказала ему будущее. Он доживет до восьмидесяти семи, и у него родится сын, на котором род Лондоньо закончится. Тем не менее его будут обожать зрители по всему миру. Как и у его отца, и отца его отца, у Боливара III была дьявольская улыбка. Сапфировые глаза. Линия подбородка, какая бы отлично смотрелась на монетах. Он разбил множество сердец на всех континентах и нескольких морях. Он вырос невероятно харизматичным и щедро одаренным, по мнению некоторых, слишком одаренным, но другие тут могли сказать, что это надо еще вынести. Эту картину портило только одно: у Боливара III была ахиллесова пята – слабое сердце. Не больное, но слабое. Неспособное нести бремя любви, даже когда он этого хотел.

Встретив Орхидею, он отчаянно этого хотел.

Его восхищало в ней все. Форма ног, ее кожа цвета жженой сиены, ее невинная улыбка, от которой у него перехватывало дыхание. Он был так очарован Орхидеей Монтойей, что тайно переправил ее на корабле в Париж и сумел раздобыть ей документы. Все ее имущество состояло из небольшого рюкзака, в котором лежало свидетельство о рождении, сложенное вчетверо. У нее не было ни паспорта, ни семьи. Она не умела вести себя за столом, ругалась как извозчик, но это не имело значения.

Во время ее первого выступления в роли Эквадорской Сирены он несколько раз пропускал свои реплики. Конечно, это заметила только его команда. Боливар III не имел привычки спать с новыми актрисами. Идея обзавестись семьей казалась ему подходящей скорее для других мужчин. Как-никах его мать бросила его, сбежав с украинским акробатом. Его отец остался сиротой. А его деда бросила жена. Он знал, что в его сердце есть слабость – его династия, – и изо всех сил старался не проливать свое семя там, где не хотел, чтобы оно проросло. Особенно после того, как итальянка Метательница Ножей чуть не убила его, когда их свидание сорвалось. Поэтому он приложил все усилия, чтобы не оставаться на номер Орхидеи.

Но потерпел неудачу. Он смотрел жадно и долго. Будь он попроще, он обвинил бы ее в колдовстве. Когда она сверкнула в свете прожектора, у него перехватило дыхание. И он тут же услышал унизительное хихиканье горбуна Орасио, проходившего мимо него за кулисами. Боливар не понимал, почему хихикают рабочие сцены, пока не опустил глаза. Он попытался скрыть свою эрекцию, нажав на пуговицы сшитых на заказ брюк. Потом обошел шатер кругом. Плеснул себе в лицо холодной воды в конюшне. Провел влажной рукой по шее и вернулся, чтобы увидеть конец выступления Орхидеи.

Он не знал, стал ли номер с ее участием более ярким, но, когда розовая раковина открылась и Орхидея начала танцевать, извиваясь всем телом, словно балансировала на волне, для него все было кончено.

Он похвалил швею Мирабеллу за зубчатый русалочий хвост и прозрачную ткань, которую та подобрала в тон безупречной коже Орхидеи.