Наследие Божественной Орхидеи

Он появился в гримерной, которую она делила с Девушкой-Волчицей и Агустиной, старательно избегая взгляда старой прорицательницы. Вечно эта ведьма, bruja, забивает ему голову чепухой о том, что с судьбой играть негоже. Что ему судьба, когда он столкнулся с величайшей силой, известной человеку?

– Сеньорита Монтойя, – начал он. – Позвольте мне пригласить вас в оперу завтра вечером?

Она отказалась.

Тогда он захотел ее еще сильнее.

Орхидея знала, что с мужчинами надо держать ухо востро. Боливар был к ней добр. Помог сбежать из дома Буэнасуэрте. Но он был слишком красив, чтобы принадлежать кому-то одному. Принадлежать целиком. Забавно, что обычно людей предостерегают против красивых женщин. Однако Орхидея полагала, что красивые мужчины еще опаснее. Мужчины родятся сильными. Разве им этого мало? Она видела, как ее соседки и девочки из школы становились жертвами таких мужчин. Все они кончили одинаково – беременными, без гроша в кармане. Как и ее мать. Орхидея старалась изо всех сил, чтобы не поддаться обаянию Боливара Лондоньо.

И тем не менее, когда он оказывался рядом, она оживала, словно цветок под лучами солнца. Боливар Лондоньо III мог заполучить кого угодно в цирке, но он хотел ее, хотя другие не хотели. Разве это ничего не значило? Когда он смотрел на нее, она чувствовала, как рушится каждый кирпичик стены, которую она воздвигла вокруг своего сердца.

И наконец она сказала «да».

Боливар терпеливо ждал. При желании она могла бы получить от него что угодно. Он превратился бы в гребаного джинна только для того, чтобы сделать ее счастливой. Когда она появилась на рассвете, после того как он просил небеса даровать ему настоящую любовь, она стала ответом на каждую молитву, которую он когда-либо возносил. К черту судьбу и к черту Агустину, сказавшую, что у него слабое сердце. Когда он был с Орхидеей, оно становилось сильным как никогда. Билось гулко и часто.

В цирке все ее любили. Она помогала Девушке-Волчице расчесывать спутанные волосы. Она заваривала чай для Силача от боли в мышцах. Пошла поплавать с Мальчиком-Тюленем, когда все отказались. Без смеха слушала пророчества Агустины. В отличие от других, ей никогда не хотелось узнать свое будущее. То ли она не верила в предсказания, то ли ей было все равно. Однажды ночью Боливар случайно услышал, как Орхидея сказала, что и без экстрасенсов знает, что родилась прóклятой. Его Орхидея. Вся его жизнь. Проклята? Не может этого быть!

Однажды ночью, во время гастролей по Французской Ривьере, она ехала с Боливаром в купе. Остальные артисты тряслись в грузовом отделении. Он говорил, что она не должна испытывать вину. Ее босые ноги утопали в мягких коврах, и он наполнил ее бокал шампанским. Ему нестерпимо хотелось поцеловать ее. Не считая сцены, ничего на свете он не хотел так сильно, как ее, но решил не торопиться. Он позволил ей спрашивать обо всем, что возбуждало ее любопытство и острый ум. Она как будто видела его насквозь. Она знала, что история о Педро Боливаре Лондоньо Астуриасе была состряпана в угоду публике. Имя Астуриас он взял с карты Испании, а имя Педро добавил, потому что людям оно казалось старинным, почтенным. Он сплетал из слов миражи, и, казалось, только Орхидея могла различить за ними правду. Ей хотелось откинуть завесу и обнажить его душу. Она засыпала его вопросами. Она не знала имени своего отца, и семейные связи разжигали ее любопытство. Что случилось с его матерью? Ему когда-нибудь хотелось узнать, где она?

Что ему нравилось, по-настоящему нравилось в той жизни, которую он построил? И он впервые почувствовал, что, отвечая на ее вопросы, не может лгать.

Орхидея окинула взглядом золотую отделку купе, хрустальные бокалы. Положила красивые ноги на диван. В начале вечера она сидела на другом его конце и постепенно приближалась к Боливару, словно прилив.

– Как тебе удалось всего достичь? – спросила она.

– Это заслуга моего отца. – И он рассказал историю своих отца и деда. Отец превратил их несчастья в то, к чему нельзя было остаться равнодушным. Чему публика хотела стать свидетелем. Он сделал это к тридцати годам. – А я показываю людям, что в мире есть настоящие чудеса.

– Я чудо?

– Нет, ты божество. Моя Божественная Орхидея.

С ней, в уединении купе, он был просто мужчиной. В серебряных пуговицах на его рубашке не было ничего особенного, в бороде не было воска, а в волосах бриллиантина. Он был настолько уязвим, насколько мог себе позволить.

Затем она придвинулась к нему и поцеловала его. Боливара никогда еще так не целовали. Медленно, осторожно, как будто это он нуждался в нежном обращении. Как будто, заглянув в его слабое сердце, она хотела позаботиться о нем. Она расстегнула серебряные пуговицы его рубашки, которые всегда казались ей мерцающими звездами, когда он был на сцене. Ее теплая ладонь легла ему на грудь.

– Что означает звезда на твоем кольце? Она повсюду в нашем представлении.

Она провела пальцами по его бицепсу и предплечью, пока не коснулась кольца с печаткой, плотно сидящего на пальце. Восьмиконечная звезда, похожая на розу ветров.