Наследник пепельной собаки

Родя без труда обнаружил дорогу, по которой ушла стая. Но прежде, чем пускаться в новое путешествие, надо было хотя бы немного подкрепиться. Он пробежался по стоянке и неплохо перекусил замерзшими остатками. Видно было, что гончие не бедствовали.

Напоследок он потянулся за брошенной шкурой волка, чтобы погрызть оставшееся изнутри сало… но шкура неожиданно зашевелилась.

Родя отскочил, задрал хвост, ощетинился и ощерился. Однако шкура снова лежала неподвижно.

— Глупости! — громко успокоил сам себя Родя. — Нечего бояться! Я же ясно чую, что шкура эта мертвая!

Но словно в ответ на его утверждение, шкура снова зашевелилась и передвинулась ближе к нему. И теперь Родя сквозь запах падали различил слабый, жалкий, не очень-то приятный запах.

— Что за ерунда! — снова как можно громче сказал он. — Этого не может быть!

А из-под стоявшей колом шкуры уже показалась крохотная морда маленького гончака. Малыш медленно полз по холодному снегу и судорожно вертел лопоухой головой.

— Да он еще слепой! — догадался Родя. — Уши-то уже открылись, вот и ползет ко мне на звук. — Кутенок заработал лапками еще сильнее. — Что ж мне с тобой делать-то?!

Малыш отчаянно завизжал и заплакал, словно почувствовал, что Родя может уйти.

— Ладно, ладно, — как взрослый, ответил Родя и, взяв щенка зубами за холку, потрусил к большому сугробу. Там он быстро сделал пещерку, лег, свернувшись кольцом, положил щенка к себе на живот и стал вылизывать. У отогревшегося малыша запах стал сильнее, и Родя понял, что потеряшка — сын Задорки.

Глава тридцать первая

Говорун

Сначала Родя даже расстроился. Ведь он собирался нажевать щенку пищи, закрыть отверстие пещерки той же шкурой и бежать искать стаю. Но теперь… Ведь благодаря Задорке он спасся из плена — неужели теперь он оставит ее сына? Придется, видно, тащить бедолагу в зубах!

Впрочем, поразмыслив, он пришел к выводу, что ему повезло.

Не будь малыша, он явился бы к Шумиле жалким просителем, а теперь сможет смело требовать награду.

— Ну, что, зверогон, — ткнул он кутёнка носом в розовое пузо. — Придется тебе попутешествовать.

Тот, будто понимая, засопел.

Конечно, идти пришлось теперь медленно. Родя, и сам еще щенок, быстро уставал, таща в зубах тяжеленькую тушку. Кроме того, надо было часто останавливаться, ловить мышей, кормить малыша пережеванным мясом. А стая тем временем уходила все дальше.

Как-то раз, когда они переходили березовую рощу, серебряную от инея, кутёнок в зубах у Роди завозился и вдруг заорал не своим голосом.

— А-а-а! Что это? Что это?

— Где? — испугался Родя, поспешно оглядываясь, не гонится ли за ними волк. Но все было тихо и спокойно.

— Что? Что? — продолжал плаксиво твердить щенок. — Я боюсь!

— Что?

— Вот это, белое… и синее…

Только сейчас Родя понял, в чем дело: у щенка, наконец, открылись глаза. И он, как мог, объяснил малышу, что такое снег и небо.

— А ты кто такой? — тут же нахально поинтересовался тот.

— Я? Ирландский сеттер Родя.

— Ты — моя мама?

— Вот еще! — фыркнул Родя. — Я… я… я твой старший брат.

— А как меня зовут?

Родя подумал, что действительно нехорошо оставлять видящее и говорящее существо без имени. Но назвать его может только отец — любое другое имя будет самозванным. Хлопот потом не оберешься, потому что малыш накрепко запомнит то имя, которое узнал первым.

— Ну, как же, как?

И Родя рискнул.

— Говорун тебя зовут, понял? Го-во-рун.

Щенок действительно оказался ужасно болтливым, будто с того времени, как у него открылись глаза, он обрел и дар речи. Было очень тяжело одновременно тащить его в зубах и отвечать на бесконечные вопросы. Однажды Родя даже разозлился и выплюнул Говоруна на снег.

— Отстань от меня! Я сам еще щенок, понял?

— Как? — опешил маленький гончак. — Ты же выше кустов!

— Зато ниже деревьев! — рассерженно хакнул Родя. Только теперь он понял, почему взрослые псы всегда недолюбливают свое потомство и стараются держаться от него подальше. Он вспомнил, сколько раз сам приставал к Честеру со всякими глупыми вопросами — и как тот морщил нос, тихо рычал и убегал.

Но в лесу бежать было некуда. Да и не оставишь этого Говоруна на съедение любой вороне.

— Знаешь, давай-ка ты сам понемногу иди. Мне и отдохнуть надо.

Говорун даже обрадовался, но, пройдя метров двадцать, устал и замерз. Пришлось опять брать его в зубы.

Словом, через неделю Родя выглядел едва ли не хуже, чем во времена заключения в караулке. Он устал, как бездомная собака, и еле передвигал ноги. Зато Говорун здоровел на глазах от свежего воздуха и свежего мяса. И тащить его становилось все труднее.

Правда, и стоянка стаи становилась все ближе. Наконец, под вечер они добрались до небольшого соснового бора, где теперь устроились гончие.

Родю встретил шквал голосов. Весь бор выл, хохотал, пел и плакал. Попытался взвыть и Говорун, но Родя посильнее прижал его зубами.

— Этого еще не хватало!

Навстречу им уже неслась Задорка, переливая свой голос от ре до си.

Глава тридцать вторая

Новый названый брат

Она едва не сбила Родю с ног и бесцеремонно выхватила у него Говоруна.

— Где ты его взял?