Наследник своенравной магии

Мерритт долго лежал, глядя на это все. Пытаясь разобраться, но его мозг был как… как что? Было сравнение, которое описало бы это, он просто никак не мог его подобрать. Что-то сладкое. Сахар? Печенье…

О, патока. Его мозг был как патока.

Холод медленно охватывал его, пробираясь между волокон его одежды. Темнело, отчего снег стал, скорее, сливового оттенка. Его дыхание срывалось с губ неровными шарами, а потом его похищал ветер. Некоторые тростинки устали и перестали танцевать, повалившись на остальных.

Он чувствовал, будто должен что-то сделать. Куда-то пойти, с кем-то поговорить… но было так холодно. Кончики пальцев начали болеть.

Он медленно сел. Со спины свалились комки грязи. Фиолетовый снег стал грязно-белым.

Перед ним была собака.

– Привет, – его голос звучал грубо, царапающе. – Ты кто?

Пес уставился на него, потом заскулил, будто пытаясь что-то сказать.

Мерритт моргнул.

– Ты потерялся?

Пес гавкнул на него. Помедлил. Снова заскулил, затем убежал.

Мерритт потер пальцы. Замерз. Устал. Может, ему стоит лечь и поспать немного. Может, он вспомнит, где находится – и кто он, – когда проснется.

Тишину пронзил звук: шуршание ткани. Кто-то присел на колени рядом с ним и убрал волосы с его лба.

– Мерритт.

Он взглянул на нее. На ее ореховые глаза и прелестные волосы. Пристально смотрел несколько секунд, прежде чем сказать:

– Я тебя знаю.

– Да, знаешь, – ее голос был мягкий и нежный, как у мамы.

Что-то в этом сравнении причиняло боль, будто за пупком сидел шип.

Она погладила его волосы.

– Ты в замешательстве. Давай заведем тебя внутрь, пока ты не простыл.

– Холодно, – сказал он.

– Очень холодно, – согласилась она.

– В замешательстве? – спросил он.

Она кивнула.

– Это побочный эффект хаократии. – Она посмотрела на перевернутые деревья. Все танцоры отправились спать. Снег – это был снег? – улегся вокруг него, скорее похожий на клочки шерсти, чем на кристаллы льда. – А ты использовал много.

Какая-то далекая его часть знала, что это неправильно. Он такого сделать не мог. Он не умел.

Быстрые звериные шаги раздались сзади. Он обернулся. Тот пес приближался, держа что-то во рту. Мерритт знал этого пса. Это был… дом. Он был как дом. Он был…

Оуэйн.

Пес уронил на землю большой лист бумаги. Он был мятый и грязный, и на нем были слезы зубов. Его покрывали написанные от руки буквы алфавита. Пес ткнул лапой в одну. «С». Потом в другую. «Е». «М». «Ь».

Он посмотрел на Хюльду и заскулил.

– «Я», – сказала она и ткнула пальцем.

Пес прижал грязную лапу к букве «Я».

Мерритт моргнул. Пес ткнулся носом ему в руку.

Семья. Семья?

Думать было больно. Его голова излучала что-то неприятное.

Оуэйн. Семья. Его пра-пра-… дедушка.

Мир расплылся, но, когда Мерритт моргнул, прояснился. Что-то горячее сбежало вниз по щеке.

У него была семья.

Это колющее ощущение за пупком немного притупилось.

Женщина – Хюльда – взяла его руки и прижала их к своей шее. Ее кожа была теплая.

– Теперь моя очередь заботиться о тебе, – прошептала она и прижалась прохладными губами к его лбу. Ухватив его за локти, она помогла ему встать. – Давай-ка отведем тебя домой.

* * *

С помощью Батиста Хюльда уложила Мерритта в кровать. К тому времени, как она вскипятила воду на плите, сделала ему чашку чая и принесла ее в его спальню, он уже пришел в себя.

Он сидел в постели: жилет снят, рукава рубашки закатаны, его внимание приковано к темному окну. Свет свечи плясал на его лице, искажая черты, но, когда Хюльда поставила свою свечу рядом с его, непроницаемое выражение его лица перестало дрожать.

Казалось, Мерритт не замечал ее, пока она не протянула ему чашку.

– О, – проговорил он. – Спасибо.

Она поискала стул, чтобы поставить его рядом, и, не найдя, села на край его кровати.

– Мне неприятно это говорить, – осторожно начала она, – но Сайлас Хогвуд был прав.

– Хм, – чашка исказила звук. Он глотнул и поморщился. – Боже, Хюльда. Здесь много сахара.

Она пожала плечами.

– Сахар помогает, когда грустно, – она часто к нему прибегала, когда грустила. Она съела кучу конфет в ту ночь, когда Мерритт уехал в Манчестер на поиски Эббы Маллин.

Он обдумал это и сделал еще глоток.

– Тут ты права. – Он смотрел, как жидкость вращается в чашке, и пусть у Хюльды было много вопросов, она не выпускала их изо рта. Сейчас не время его нагружать. Не так скоро после того, как он оправился от мощнейшей отдачи хаократического замешательства, которую она когда-либо видела. Не так скоро после того, как он взорвался. Сколько же он нес в себе, сколько фитилей пытался загасить, чтобы устроить такой взрыв? Неудивительно, что ему не давались чары хаократии. Они были погребены под всем прочим.

– Прости меня… за это.

Хюльде не нужно было спрашивать, что он имел в виду. Счастье, что остров Блаугдон был маленький и на нем больше не жил никто из людей, хотя несколько животных жителей пострадало. И все равно его слабое извинение ввинтилось ей в сердце, как штопор в бутылку вина.

– Не извиняйся, Мерритт. – Опустив глаза, она принялась теребить одеяло. – Я знаю, что на тебя многое свалилось, а меня не было рядом, чтобы помогать тебе…