Нейромифология. Что мы действительно знаем о мозге и чего мы не знаем о нем

То, что психиатрия 1950-х еще никоим образом не была зациклена на биологии, подтверждают подчеркнуто дипломатические отношения Smith Kline & French с психоаналитиками. В то время большинство психиатров на медицинских факультетах были фрейдистами, которые за психическими расстройствами видели неразрешенные конфликты. Чтобы не отпугивать психоаналитиков новыми лекарствами, производители во время первой кампании прямо заявляли, что хотя их лекарства не могут вылечить психические заболевания, они помогают пациентам расслабиться, чтобы стать восприимчивыми к психотерапевтическому лечению. «Торазин» и «милтаун» – это всего лишь «вспомогательные средства для психотерапии, но не лекарства», – сообщала также газета New York Times[293]

. Но как изменились времена. Сегодня психотропные препараты считаются многими сторонниками биологической психиатрии настоящими лечебными средствами. В свою очередь, психотерапия может лишь иногда, как не без сарказма заявляет аналитик Йоахим Кюхенхофф, «служить [б]иологически мыслящим психиатрам поддержкой для достижения лучшего эффекта от лекарств»[294].

Уже в середине 1960-х годов образ новых психотропных препаратов значительно изменился. Шаг за шагом вводились новые терапевтические классы лекарств, а старые «успокоительные и восстанавливающие средства» модернизировались путем переименования. «Большие транквилизаторы» стали «антипсихотиками», «малые транквилизаторы» – «анксиолитиками», а абстрактные «психоэнергетики» – «антидепрессантами». И вот уже эта мнимая специфичность внезапно стала казаться точным медицинским решением всех психических проблем.

Все укреплявшийся фармакоцентрический взгляд на психиатрию в 1970–1980-х годах захватывал все новые сферы. Путем модификаций уже использовавшихся действующих веществ в терапевтический арсенал один за другим добавлялись новые варианты анксиолитиков, антидепрессантов и антипсихотиков. Однако большой коммерческий успех к фармацевтической промышленности пришел с разработкой и продажами нового класса психотропных препаратов – «селективных ингибиторов обратного захвата серотонина» (сокращенно – СИОЗС). Их классический пример «прозак» стал символом 1990-х: «„Прозак“ стал обиходным словом, воплощением современной фармакологии, с миллионами назначений в год и множеством связанных с ним культовых романов, фильмов и мемуаров. Как „Прозак-дневник“ Лорен Слейтер или фильм „Нация прозака“»[295]

. Доктора назначали «прозак» не только при депрессии, но и при таких распространенных личных проблемах, как чувствительность к критике, страх перед отказом или недостаточная уверенность в своих силах[296]. Продолжающаяся до сих пор история успеха «прозака» и компании более чем удивительна, если учитывать бурную и изменчивую историю этой второй психофармакологической революции. Революции, которая в конечном счете опирается на победу фармацевтического маркетинга над научными фактами.

Прозак и трудности роста

Сначала тестовые лаборатории Eli Lilly

не могли справиться с новым испытуемым веществом. В конце 1970-х годов механистические исследования рецепторов показали, что флуоксетин – действующее вещество препарата «прозак» – повышает концентрацию серотонина в синапсах нервных клеток. Поскольку не было известно, какой это может иметь физиологический эффект, провели серию экспериментов на животных. Результаты не были обнадеживающими: крысы демонстрировали поведенческие стереотипы, у собак и кошек развивалось агрессивное поведение[297].

После дальнейших доклинических испытаний в 1977 году фармацевтическая компания провела первое небольшое исследование на пациентах, но «ни один из восьми больных, которые прошли четырехнедельное лечение, не продемонстрировал явного улучшения состояния, обусловленного медикаментозно», – сообщал коллегам разработчик «прозака» Рей Фуллер[298]. Согласно внутреннему отчету фармаколога, с испытуемым веществом также было связано «ощутимое количество сообщений о побочных эффектах». У одного пациента начался психоз, другой стал жертвой тяжелого психомоторного возбуждения[299]

. Клинические испытания едва начались, но было уже ясно, что у Eli Lilly проблемы с новым препаратом. Видимо, он не особенно помогал при депрессии и, кроме того, вызывал такие серьезные побочные эффекты, как акатизия[300]. Однако, несмотря на все фактические нестыковки, проблемный препарат прошел необходимые клинические испытания и в итоге преодолел контроль разрешительных органов. Как это произошло, стало известно только годы спустя в связи со случившимся кровавым безумием.

Безумие журналиста