Нейромифология. Что мы действительно знаем о мозге и чего мы не знаем о нем

Председатель правления фирмы Рэндалл Л. Тобиас торжествующе сообщил в New York Times, что «в зале суда» было объявлено, что «прозак» является «безопасным и эффективным», «как ранее уже подтвердили более семидесяти научных и регулирующих ведомств по всему миру»[316]. По правде говоря, финал дела Весбекера оказался чистым фарсом. Как стало известно только годы спустя, адвокаты вступили в тайный сговор. Eli Lilly выплатила родственникам погибших большие суммы, чтобы они не мешали исходу дела, благоприятному для «прозака». Поскольку адвокаты Eli Lilly заключили соглашение о молчании, до сих пор неизвестно, сколько денег было потрачено. Однако более позднее заявление одного из адвокатов позволяет догадываться, какие суммы было на кону: «Это невероятная сумма. Она превосходит возможности воображения»

[317]. Eli Lilly действительно могла выплатить по делу Весбекера значительные отступные, ведь для фармацевтической компании это было хорошим вложением денег. Таким образом можно было предотвратить неизбежный поток дополнительных судебных процессов, связанных с «прозаком». При этом формальный оправдательный приговор, хорошо освещенный в СМИ, повлек за собой даже рост предписаний и объемов продаж препарата.

Eli Lilly помогают имиджевые проблемы саентологов

В то же самое время «прозак» получил незапланированную помощь с другой стороны – от саентологической церкви. Саентологи уже давно выступали с решительными кампаниями против любого вида фармакологического вмешательства в психиатрию[318]. То, что теперь саентология также взялась за «прозак», который мог спровоцировать вспышки насилия и самоубийства, оказалось на руку Eli Lilly

. Маркетологи компании могли с легкостью противостоять спорным и научно не обоснованным атакам саентологов. Кроме того, ссылаясь на саентологию, любую форму нежелательной критики фармакологии можно было представить как странное мнение нескольких религиозных сектантов. Разумеется, в сомнительных случаях публика была склонна верить авторитетным фармацевтическим компаниям. По сей день имиджевая проблема саентологии способствует дискредитации законной критики неэтичных практик и рискованных продуктов фармацевтической промышленности.

Условное разрешение

В Германии действующее вещество «прозака», флуоксетин, было разрешено к применению только в 1990 году. Еще пятью годами ранее Федеральное ведомство по вопросам здравоохранения отказалось выдавать лицензию «флуктину»[319]. По той же причине, которая позже закончилась делом Весбекера: чиновники, проверяющие медикаменты, увидели в нем причину повышения риска самоубийств. «Оно (немецкое разрешительное ведомство) сообщило, что люди возбуждались до начала антидепрессивного воздействия, и это увеличивало риск самоубийств», – сообщала эксперт Нэнси Лорд для протокола по делу Весбекера[320].

Встревоженные отказом немецких властей сотрудники Eli Lilly еще раз собрали данные о немецких испытаниях препарата и «изъяли случаи самоубийства, которые, по их мнению, на самом деле не были самоубийствами»

[321]. Но даже после всех этих манипуляциях фирма не смогла предоставить по-настоящему убедительных данных исследований. В четырех плацебо-контролируемых испытаниях из восьми флуоксетин работал не лучше, чем в контрольных условиях, а в четырех других случаях вещество едва ли превосходило плацебо[322]. Психиатр Питер Бреггин, проверявший документы Eli Lilly для FDA, обнаружил, что старый традиционный антидепрессант имипрамин, по сравнению с флуоксетином, был более эффективен в шести исследованиях из семи[323]

. Несмотря на скудные данные об эффективности и массовые сомнения различных экспертов FDA в безопасности «прозака», 29 декабря 1987 года препарат был разрешен в США для лечения депрессии.

Между тем в специальных медицинских журналах «прозак» был представлен совершенно иначе. Первая научная статья о клиническом применении флуоксетина появилась в 1984 году в издании Journal of Clinical Psychiatry. Из результатов пятинедельного сравнительного исследования, во время которого флуоксетин сопоставлялся с наиболее популярным тогда антидепрессантом, автор статьи Джеймс Бремнер сделал вывод, что действующее вещество «прозака» «является эффективным антидепрессантом, побочные эффекты у которого меньше по количеству и менее серьезны, чем у имипрамина»[324]. Кроме того, флуоксетин эффективнее, чем сравнивавшееся с ним вещество. То же самое сообщали психиатр Джон Фейнер и его французский коллега Ги Шуинар: флуоксетин по крайней мере так же эффективен, как и амитриптилин[325], но имеет лучший профиль побочных эффектов[326]. Список положительных отзывов о «прозаке» – от благожелательных до экзальтированных – можно продолжать бесконечно. В течение долгого времени медицинскую профессию характеризовало почти безоблачное представление о «прозаке» как о весьма безопасном и эффективном современном психотропном препарате.