Неизведанные земли. Колумб

«И что касается того, что вы говорите о Португалии, мы написали соответствующее письмо королю Португалии, нашему зятю, и направляем вам настоящим письмо, адресованное его капитану, как вы просили, в котором уведомляем его о вашем отъезде на запад и сообщаем, что узнали о его отъезде на восток, и что, если вы встретитесь в пути, то должны относиться друг к другу как к друзьям, как подобает военачальникам и подданным монархов, между которыми так много любви и дружбы и так много кровных уз, передав ему, что мы приказали вам сделать то же самое. И мы попросим нашего зятя, короля Португалии, написать своему капитану то же самое»[392]

.

Колумб надеялся, что данное путешествие приведет к реализации несбывшихся амбиций, исправлению неудач, подтверждению его притязаний и в результате увенчается успехом. С тех пор как впал в немилость, его поддерживали моменты периодической экзальтации, надежда, за которую он цеплялся и которую подпитывали причудливое самовосприятие и недостижимый проект никому не нужного крестового похода. Теперь он находился во власти прежнего возбуждения и был морально плохо подготовлен к ожидавшим его разочарованиям, так как путешествие, в которое он вложил столько оптимистичных надежд, должно было стать самой очевидной неудачей его жизни. Оно закончилось не в Азии, а в бездне нищеты и почти отчаяния. Сбитый с пути ураганом, измученный невыносимыми встречными ветрами, ослабленный малярией, атакованный враждебными индейцами на панамском побережье, заброшенный в конце концов на Ямайку, где им всем угрожала голодная смерть, и покинутый многими из его людей, Колумб был вынужден на склоне лет искать убежище в мистицизме, фантазиях и стремлении выдавать желаемое за действительное.

Переход был самым быстрым в его жизни – 21 день пути от Гран-Канарии. Но на этом обычное плавание закончилось. На протяжении всего оставшегося пути он почти не встречал попутного ветра или течения. Монархи предупредили его со всей серьезностью, чтобы он не прерывал путешествия ради остановки на Эспаньоле и не нарушал приказа Овандо. В конце концов, они были предупреждены францисканскими миссионерами, пользующимися безусловным авторитетом, что появление Колумба в колонии было бы смертельно опасно для мира на острове. Приказ был сформулирован тактично: «Потому что нельзя, чтобы это путешествие было отложено», и ему было дано разрешение: «Когда вернетесь, с Божьей помощью, если сочтете это необходимым, можете сделать там короткую остановку на обратном пути»[393]

.

Это были не те инструкции, которым Колумб был готов подчиниться. Он был оскорблен тем, что его отстранили от губернаторства на Эспаньоле. Его юридическая петиция раскрыла, под безразличной интонацией речи от третьего лица, причиненную ему боль:

«Понятно, что именно он должен править указанными островами и землями в качестве адмирала, вице-короля и губернатора, а не другое лицо… ибо помимо того, что оно оговорено в контракте, это то, что он должен сделать из-за той роли, которую сыграл в том деле, и того факта, что он не взялся бы за то предприятие, если бы не понимал, что будет править, потому что в таком случае не мог бы надеяться на какое-либо вознаграждение, и никто бы не подвергся таким страданиям и не рисковал собой, чтобы довести дело до конца, как это сделал он»[394].

Это не означает, что Колумб на самом деле хотел вернуться к обязанностям губернатора: напротив, он предпочитал заниматься исследованиями, но, находясь в Испании, боялся, что «все там идет к катастрофе»[395], – у него было собственническое отношение к острову, и он хотел посмотреть, как идут дела в колонии. Он также хотел юридически защитить свою значительную денежную долю и, предположительно, удостовериться в доходах от добычи золота, которые было необходимо собрать и передать Испании от его имени.